Тень «Полярной звезды»
Шрифт:
— О! Да ведь вы… что вы сделали? — вскричала она, отступив в сторону и пропуская его.
— Изабел… вы должны спуститься… времени совсем мало, — проговорил он.
— Я знаю, — сказала она. — Осталось уже недолго. Я не выйду, вы знаете. Все вы здесь были так добры ко мне. А пытаться спастись?.. ради чего?
Она села на кровать. Вокруг нее по всей постели разложены были десятка два, если не больше, листов бумаги — по виду письма, — исписанные неясным, но решительным почерком. Она заметила, что он смотрит на них.
— Да, — сказала она, — это его письма. — Я перечитывала их. Ничто на свете не могло бы дать мне больше счастья. И, проживи я до ста лет, у меня никогда
Ее глаза блестели, и вся она как бы светилась. У него кружилась голова, пришлось вцепиться в комод, чтобы удержаться на ногах, и ее слова доносились до него издалека, хотя очень четко, как на озвученном дагерротипе.
— Изабел, глупая вы гусыня, спуститесь вниз и помогите выбраться хотя бы мне, если не хотите идти сами, — с трудом выговорил он. — Все уже покинули дом, он может рухнуть в любую мину ту… вы же знаете, без вас я не уйду…
— О, вы такой упрямый… это безумие… а он ушел?
— Да. Я же сказал, ушли все. Пойдемте же, ради бога.
Какой она выглядела сейчас возбужденной, словно девушка, отправляющаяся на свой первый бал, — пунцовая, хорошенькая и юная… словно невеста… Ему было почти страшно: подумалось, что он уже умер и душа его погружена в дрему. Она сказала что-то еще, но он не услышал. В его ушах гудело, как гудел огонь там, внизу; да это, должно быть, и вправду был гул пожара… и еще этот пол… теперь и он уже трещал, скрипел.
Фредерик раздвинул занавески и распахнул окно. Комната выходила на улицу, как и окно лестничной площадки внизу; если они прыгнут отсюда… может быть…
Он повернулся к кровати. Она лежала, широко раскинув руки, и смотрела на него; волосы легкой вуалью прикрыли ее щеку, так что видны были только глаза и чистый лоб; но он увидел, что она улыбается. Она казалась запредельно счастливой. Внезапно он рассердился — так глупо терять время! — и, шатаясь, двинулся к Изабел, собираясь схватить ее, дотащить до окна. Но она вцепилась в кровать, он понял, что тащит ее вместе с кроватью… наконец, ослабев от боли и истощения, он рухнул на нее поперек. Так легко было бы сдаться.
О, боже, нельзя медлить… Жар теперь все усиливался. Огонь за дверью четко обрисовал ее контур, пол скрипел, трещал, словно корабль, попавший в шторм. Воздух был заполнен звуками — ревущие, вращающиеся об рывки звуков, словно озвученные языки пламени. Все смешалось в этом кружении. Даже музыка… Колокола…
Она шевельнулась. Ее рука нашла его руку и сжала ее.
— Салли? — сказал он.
Это должна быть Салли. Это она лежала так рядом с ним, как сейчас. Салли сильная, и храбрая, и милая, несравненная… Леди Мэри прекрасна, но Салли затмевает ее, она как солнце. Где она? Как странно, он будто бы тонет. Вокруг него зона чудовищной боли, он ее чувствует, где-то там, но это словно его не касается. Напротив, он лежит внутри ее, стараясь дышать, и воздух проникает сквозь раненые легкие, как вода.
Значит, он умирает.
Он повернул голову к Салли, чтобы поцеловать ее в последний раз, но она взвизгнула. Нет, что-то не… Салли так не поступила бы. Салли где-то там, в другом месте. Эта девушка ни при чем. Ее надо выбросить в окно и…
Он все же дотащился до окна, но тут пол рухнул.
Глава двадцать первая
Во тьму
Было еще темно, когда вынесли его тело. Салли вместе с другими ожидала в магазине напротив, пока
Они следили за каждым движением пожарных. Рано утром прошел дождь, помогая помпам; огонь, мгновенно охвативший дом Гарландов со всех сторон, скоро остался без пищи, так что пожарные уже могли приступить к поискам Фредерика и Изабел, разбирая тлеющие, залитые водой руины.
И тут сверху крикнули. Какой-то мужчина взглянул вверх, потом на мгновение обернулся назад, на магазин через дорогу, и тут же за ним бросились другие, карабкались вверх, чтобы помочь ему.
Салли встала и оправила пальто.
— Ты действительно хочешь?.. — сказал Вебстер.
— Да, — отозвалась она.
Она мягко высвободила свою руку из его ладони, подобрала полы пальто, плотнее запахнула его и вышла на улицу, в моросящий дождь, в холод, в запах гари.
Пожарные снесли его вниз так бережно, что ей подумалось: он еще жив — вот только они совсем не торопились. Пожарные положили его на носилки около колышущегося огонька фонаря и, увидев ее, расступились. Один из них снял свою каску, обнажив голову.
Она стала на колени с ним рядом. Казалось, он спал. Она приложила щеку к его щеке, подумала: какой он теплый. Положила руку на его обнаженную грудь, туда, где всего несколько часов назад она чувствовала биение его сердца, и подумала: как оно сейчас спокойно. Куда он ушел? Он такой теплый… Это была загадка; она ощущала себя каменной. Себя — мертвой, его — живым.
Она поцеловала его в губы и поднялась. Пожарный, тот, что снял тогда свою каску, наклонился и накрыл его легким одеялом.
— Спасибо, — сказала она и обернулась, почувствовав чью-то руку на своей руке.
И увидела Вебстера.
— Я должна идти, — сказала она.
Он выглядел старым, как никогда. Ей хотелось обнять его, но нужно было спешить, иначе все рухнет. Она должна что-то сделать… Мягко отстранив его руку и покачав головой, она ушла.
В течение следующих сорока восьми часов Салли двигалась, словно в трансе. Ею владела одна-единственная мысль, и она была глуха ко всему остальному, кроме одного или двух моментов, когда, чувства прорывались наружу и захлестывали ее. Но ей нужно было сделать что-то, и она должна это сделать — ради Фреда. Помнить об этом было достаточно, чтобы все остальное на какое-то время переставало для нее существовать.
Она совершенно не помнила, как ехала на север; конечно, прежде она должна была зайти на свою квартиру, так как с нею был небольшой баул и она переоделась. В Барроу она приехала поздно ночью под воскресенье и уже достаточно чутко реагировала на окружающее, ибо заметила, как вскинул брови управляющий отелем при виде молодой леди, путешествующей в одиночестве; но, хотя и заметила, просто не обратила на это внимания.
Она сразу же легла в постель. Спала плохо, часто просыпалась и каждый раз обнаруживала, что подушка мокрая, а сама она в полной растерянности, словно во сне что-то такое чувствовала, но не знает что. Она рано позавтракала, заплатила по счету и, как только солнце с трудом пробилось сквозь набухшие дождевые тучи и слегка позолотило хмурые улицы, отправилась навстречу своей цели. Не зная дороги, она должна была останавливаться, спрашивать, но вскоре поняла, что не в состоянии по-настоящему запомнить то, что ей говорили, так что приходилось спрашивать снова и снова. Наконец она выбралась на окраину города и, повернув еще раз, увидела внизу то самое место, где рождалось паровое оружие, — империю Акселя Беллмана, заводы «Полярной звезды».