Тень правителей

Воликов Роман Владимирович

– Сообщим в прессе, что пропал без вести. Убил жену и скрылся в неизвестном направлении. Ищем. Обязательно найдём.

– Тупо. Не поверят.

– Тупо. Не поверят. Но у нас всегда всё тупо. Так что не привыкать.

Р И М Л Я Н И Н Э П О Х И У П А Д К А

Он сидел на скамейке около остановки 531 маршрутки и пил из горлышка виски. На нем был зелёного цвета дождевик, зелёные же шорты и коричневые резиновые сапоги.

Стояла немыслимая июльская жара, два дня назад я

отправил жену и дочку на море, и в этот законный субботний выходной с чувством честно исполнившего свой долг семьянина отправился бродяжничать.

Я бросил в пакет несколько бутербродов, бутылку кока-колы, сигареты и поехал в Пахру. В тамошних местах, когда дочка была маленькой, мы снимали на лето дачу. Местность была дивная, леса, чистенькие озерца, и у меня, слава богам, прорва времени до начала рабочей недели.

«Может, красотку какую подцеплю! – сладострастно думал я. Полупустой микроавтобус бойко летел по трассе. – Свобода! Надо слегка отдохнуть от семейной жизни!»

Я вышел из маршрутки и увидел это чудо в дождевике. Оно отхлебнуло виски и громко рыгнуло.

«Ну, касатик! – подумал я. – Сейчас тебя загребут стражи правопорядка».

– Вы немец?

Я оглянулся по сторонам. Кроме этого – в зелёном, на остановке не было ни души. Следовательно, и вопрос задал тоже он.

– Я из Антарктиды! – надменно произнес я и уже собрался переходить на другую сторону трассы.

– Я тоже так отвечал. Когда в арабских странах попрошайки доставали с этим своим: «Wey from you? Wey from you?» * С одним небольшим исключением. В моём голосе не было надменности. Я, в принципе, не националист. Чего, гондурасам тоже на хлеб зарабатывать надо. Кстати, дрябнуть не хотите? – он покачал рукой бутылку виски. – Натуральный «Malt».

«Отчего бы и не дрябнуть,– подумал я. – Виски в жару тонизирует».

Он будто прочитал мои мысли: «Лучше тонизирует ром. Но я, выходя из дома, перепутал бутылки. Слеповат, знаете ли, стал».

*Откуда ты? (анг.)

Неизвестно откуда он извлек чистый пластиковый стаканчик.

– Не замерзли? – я посмотрел на его резиновые сапоги.

– Александр Васильич Суворов говорил: держи ноги в тепле, а голову в хладе. Я старику доверяю. Ну, со свиданьицем! Николай!

– Владимир, – представился я, и мы чокнулись.

– Не закусываю, – сказал Николай. – Пищевод должен принимать продукт в его изначальной чистоте. Я за раздельное питание: пойло отдельно, жратва отдельно.

– Военный? – спросил я.

– Бездельник, – серьезно ответил Николай.

– Хорошая и нужная профессия! – сказал я.

– Архитрудная! – без тени иронии продолжил Николай. – Я так устаю. Вот и приходится расслабляться. Накатим?

– Ну, за бездельников это святое! – сказал я и мы выпили.

– А живёшь-то на что?

– Ворую понемногу, – бесхитростно сообщил Николай. – Да мне и надо всего ничего: виски, ром, кальвадос хорош осеннею порою, когда суставы ломает. Ну, там колбаски, хлебушка, икорки иногда. Добработнице платить надо,

чтобы убиралась и стирала. В общем, всё предельно скромно и незатейливо.

– Да уж, действительно. Ещё такой сущий пустяк, на яхте иногда прокатится по океану.

– Нет. У меня «морская болезнь». Качку не переношу.

У меня слегка затуманило в голове, то ли от выпитого виски, то ли этого бредового разговора.

– Ларьки грабишь?

– Нет, банки.

– А почему не церкви?

– Отбирать надо то, что мешает людям жить. А это деньги. А деньги – в банках.

– Мне деньги не мешают, – сказал я. – Наоборот, даже очень нужны.

– Тебе нужны, другим нет. Я же немного ворую. Кому очень надо, тому останется.

– Понятно! – сказал я. – Выпить ещё есть?

Мы чокнулись.

– А церкви не грабишь, потому что бога боишься?

– Нет, не боюсь. Но он сильнее. Зачем карабкаться по лестнице, которая всё равно рушится вниз. Не люблю я эти теологические разговоры. Теология – мертвая наука. – Николай поставил пустую бутылку на землю. – Ты пить ещё будешь?

– Буду! – сказал я. Потенциальная красотка махнула крылом и исчезла за горизонтом. – Где тут магазин?

– Пошли ко мне домой, – предложил Николай. – У меня лучше, чем в магазине.

«Вроде не гомик», – подумал я и сказал. – Пошли. Далеко до твоего дома?

– Четыре километра триста шестьдесят два метра. Если по прямой через лес. Если по объездной дороге, четыре километра девятьсот пятьдесят четыре метра.

– Откуда такая точность? – удивился я.

– Чтобы сродниться с землей, её надо мерять шагами. Пошли, выпить охота.

Дом был огромный, четыре этажа, массивное крыльцо с псевдоантичными колоннами, украшенными резьбой, напоминающей то ли арабскую, то ли еврейскую вязь.

– Санскрит, – сказал Николай. – Сам изречения вырезаю, когда не пью.

Одна из колонн действительно была не завершена.

– Пойдем, парк покажу! – Николай решил проявить гостеприимство.

Территория вокруг дома, соток пятьдесят по моим прикидкам, была окружена двухметровым забором и невпопад засажена фруктовыми деревьями. Лужайки между деревьями, правда, были аккуратно подстрижены.

– Я тут английский парк хотел разбить, – сказал Николай. – Но садовод из меня никудышный. Бросил на полдороге. Но траву стригу.

– Когда не пью! – сказал я.

– Нет, – сказал Николай. – В этом деле регулярность нужна, а то зарастёт, трактором не выдерешь. Моджахедов зову, – он показал на видневшийся невдалеке коттеджный поселок. – Две тысячи и всё в ажуре.

Мы вошли в дом. И кухня, и комнаты были чистенькие, я бы даже сказал, вылизанные, во всяком случае, на первом этаже. Образцовый порядок нарушали только там и сям разбросанные книги.

– Ты что, писатель? – начал догадываться я.

– Нет. Читатель. Писателей сейчас пруд пруди, – сказал Николай. – А кто их читать будет? Вот я и читаю. Садись в кресло в каминной комнате. – Он показал направление и нырнул вниз, видимо, в подвал.