Тень Реальности
Шрифт:
– На себя посмотри! – огрызнулся, опасно щурясь, Шерхан. – Завязывай мне мозги полоскать, праведник, блин… У тебя встал, стоило, блин, за коленку пощупать. Или я, типа, слепой?..
– Вить, – машинально посторонившись, поджал губы смутившийся Сергей. – Ты… Обалдел в край уже! Нефиг, вообще, чужие коленки лапать. Хватит… Достал, мать твою! – что тут можно возразить, парень так и не нашёлся и, разозлившись, лишь сердито махнул рукой, собираясь, наконец, ретироваться. Хотя обострённые перед дежурством рефлексы борца шансов на успех не оставляли. Виктор ловко перехватил соседа за локоть и, не чинясь, повалил обратно на диван:
– В ванну поскакал? А разница какая? Серый, расслабься уже…
– Виктор, отстань, – попросил Сергей со вздохом. – Какой же ты приставучий…
– А ты звездобол, – не спустил
– Твою мать… и что за цирк, блин? Алёне своей позвони, если так прижало…
– Слышь, Серый, завязывай, – посоветовал мужик насмешливо. – Чё, как целка?.. Или боишься, что понравится?
– А, то есть, понравиться мне не должно? – съязвил Серёжа, морщась. Шерхан рассмеялся:
– Сарказм на уровне… Погнали, если истерика иссякла?
Они жили вдвоём уже года три. Так что Сергей успел притерпеться к истероидным выходкам товарища по «квартирному долгу», а Виктор смирился с патологическим хладнокровием «грёбанного интеллигента». В принципе, они почти подружились: сказались домашние тусовки хлебосольных борцов и перепалки из-за холодильника. Чудо-машинка умудрилась отмочить фокус, одинаково взбесивший обоих хозяев. Несмотря на впечатляющие габариты и отменные характеристики техники, продукты в холодильнике хранились странно: либо смерзались до состояния неупотребления (у Серёжи), либо попросту портились (в камере Виктора). Температурный режим ни в какую не желал регулироваться. Шерхан даже на сглаз проверил. И – о ужас – ничего не обнаружил. Обыкновенно ручная и шёлковая, на этот раз железка оказалась неумолима. И попортила им много крови, прежде чем привести к простому решению: хранить продукты сообразно с неумолимым темпераментом неуправляемых отделений, без оглядки на принадлежность одному из счастливых обладателей. Холодильник мира и коридор войны.
Виктор приходил домой поздним утром. Сергей утром уходил. Встречались соседи лишь по вечерам и редко совпадавшим выходным. Когда, проспавшись, лохматый полудурок шарахался по квартире, занятый глубоким умственным самоедством, а «мозгоправ» отдыхал, искренне, но малоубедительно соболезнуя. Иногда ему казалось, что работа доконает вечно взлохмаченного, агрессивно реактивного борца. Иногда Сергей считал, что с таким Статутом миру давно пора развалиться. Во всяком случае, кадровая политика правоохранительной организации настораживала. Последнее время Виктор пропадал на работе больше обычного, угрюмо огрызаясь на «оборзевшую нежить». И сходил с ума всё отчётливее.
Сергей терпеливо выслушивал досадливую брань. По привычке симулировал понимание. И шёл заваривать чай. Если Виктор и говорил что-то, кроме сердитой ругани по случаю, это касалось внутренних разборок борцов, грызни с Судьями, упырями, бандами оборотней или очередными свихнувшимися чароплётами, возомнившими себя наместниками сменного сатаны. Серёга предпочитал не заострять внимания на кровавых подробностях и живописных деталях. Вида Викторовой физиономии обыкновенно хватало.
Как сотрудник Статута, мужик научился вовремя сдерживать поползновения «дурного характера» во всём, кроме шуток. И, бывало, странные приколы завершались болезненно. Как теперь. От скуки Шерхану случалось делать разное. Но сегодня он и сам, кажется, не понял, где кончилась игра и началась порнография. Просто переклинило. Ни то от злости, ни то от безысходности. Мало ли причин дурацкому приколу превратиться в дурацкое извращение? Блондинистый сосед держался с холодной отстранённостью надменного интеллектуала, из одной лишь милости терпящего быдловатого соседа по жилплощади. А когда оба они неожиданно завелись – особенно этот осмотрительный мозгоправ, – Виктор и вовсе сделал некоторые выводы. Неопределённые, но существенные. Он, было, подумал, что может потом пожалеть… но мысль быстро улетучилась. От Серого приятно пахло какими-то лосьонами и чем-то чистым – ароматизированным мылом или стиральным порошком. Оттеняя прогорклое, сигаретным дымом и дорогой водярой пахнущее дыхание борца. «Вот так и начинается весь этот подсудный бред, – подумал отстранённо Виктор с мрачной усмешкой, – тоска, безысходность и полное отсутствие самосознания. Есть только прущая изнутри «мерзость запустения 15 »…».
15
ивр. , др.-греч. – встречается в Библии в Книге пророка Даниила (гл. 9, ст. 27), Евангелии от Матфея (гл. 24, ст. 15—16), Евангелии от Марка (гл. 13, ст. 14), а также в Первой книге Маккавейской. Шириханов имеет в виду толкование от Прп. Максима Исповедника на Мф 24:15. «Читающий да разумеет, что место святое и храм Божий есть ум человеческий, в коем демоны, опустошив душу страстными помыслами, поставили идола греховного».
Сейчас борец больше напоминал не грозу подзаборной нечисти, Шерхана как-то там с номером, а наглого и самодовольного кошака, разорившего соседский балкон. Смуглое тело, заострившийся профиль. Окончательно измявшаяся белая рубашка. Виктор закурил, расслабленно отвалившись на спинку дивана. Сергей, прикусив губу, против воли хмурился, наблюдая. Этот олух умел быть убедительным. И чертовски терпимым, несмотря на буйный нрав и воспалённую фантазию… Серёга уже предчувствовал цепкие коготки грядущего раскаяния. И продолжал сидеть, бесстыдно разглядывая соседа. Видимо, почувствовав взгляд, борец вздрогнул, отмирая, стряхнул лиловый пепел и, затянувшись напоследок, потушил окурок в стоявшей на полу пепельнице.
– Слушай… это… лишнее было…
– Выпить хочешь? – перебил Виктор, одним махом оказавшись на ногах. И потащился на кухню, шаркая босыми ступнями. Сергей вздохнул: мужикам на две головы крови всегда мало. Потому и думают они ими поочередно. Ну, нафига он повёлся? – Энергос? – тихо подобравшийся сотрудник Статута мог напугать кого угодно. Серёга, размякнув на диване, помотал головой, приподнимаясь. Виктор, не глядя, прошёл мимо. И сел в другой угол. Громко зашипела открывающаяся банка. Мужик, перегнувшись через колени, чтобы не облиться, собрал губами пузырьки с запотевшей крышки.
– Прикури мне, – попросил Серёжа, пристально наблюдавший за перемещениями подчёркнуто невозмутимого борца. Отставив початую жестянку, тот равнодушно достал откуда-то с полу, из-под стола, плоский портсигар. Выбрал самокрутку поприличнее. И, так же спокойно раскурив, протянул на двух пальцах. – Э-э-э… Я… зря, наверное, – дым оказался едким до неприличия. Подобную дрянь курить полагалось отмороженной шпане, а не «Новым лицам». Сергей закашлялся. – Чёрт… Слушай, правда, напрасно мы…
– Давай только без чувства вины, – хрипло оборвал Виктор.
В этот самый момент где-то вокруг зазвонил его телефон. Звук доносился, неожиданно, из-под дивана. Чертыхаясь, Шерхан полез доставать несчастную трубку, на чём свет стоит ругая современные «мебеля». Сергея сморило. Парень полулежал, откинувшись в угол между спинкой и подлокотником. В голове кроме ядовитого дыма (какой-нибудь очередной оборотнической «травы») ничего не осталось. Лучше бы он мне её «до» предложил, вдруг отрешённо подумал Серёжа. Уже из коридора послышался приглушённый, хриплый голос борца.
«Вам внимают… да… м-м… даже так?.. вызывай, разберусь… … да хоть Папа Римский… ладно, сочтёмся… отбой».
– Виктор… – позвал сипло Серёга, сдавленно откашливаясь. – Вить… винограду принеси…
– Винограду, шоколаду! – сварливо пробубнил тот из коридора. – Точно девица… Ни в жизни не поверил бы, что яйца есть…
Снова грохот отодвигаемых ящиков, звон каких-то бутылок. И шелест быстро пущенной воды. Потом как-то внезапно влажные ещё виноградины коснулись рта. Серёга бессмысленно прихватил губами неожиданно остро пахнущую ягоду. Виктор, фыркнув, оторвал сразу несколько и осторожно впихнул между приоткрытых губ. «Вставило» блондина резко и оглушительно, видать, с непривычки. Парень ласково улыбнулся, поцеловав мокрые Витькины пальцы. Вот с чего начинать надо было – вообще бы не возбухал, подумал с ухмылкой Шерхан. И небрежно потрепал по аккуратно подстриженным блондинистым волосам, кинув плохо промытую гроздь на диван рядом. Non inters in judicium cum servo tuo, Domine 16 .
16
Не осуди раба твоего, Господи. Лат.