Тень твоего поцелуя
Шрифт:
– Эй, Бетси, покажись-ка, – окликнул старик удивительно сильным для столь ничтожного сгорбленного существа голосом.
Только теперь Лайонел позволил себе с видимой небрежностью всмотреться в угол, где шевелилось нечто похожее на узел с тряпьем. Узел чихнул и принял очертания женщины неопределенных лет.
– Собери провизию для джентльмена. Что у нас есть?
– Холодный рубец, немного осталось от свиной головы.
– Хлеб, – резко потребовал Лайонел. – Хлеб и сыр. И не говори, женщина, что у тебя этого нет.
– Может, и есть.
Она
Лайонел твердо стоял посреди комнаты, напряженный, как натянутая тетива, стараясь расслышать посторонний звук.
Старая кляча появилась снова и сунула ему половину круга сыра с толстой коркой и каравай черствого пшеничного хлеба. Лайонел с брезгливой гримасой исследовал принесенное, зная, впрочем, что в этой жалкой дыре им все равно не предложат ничего лучшего. Придется просто соскрести плесень и с того, и с другого.
Оглянувшись, он заметил свисавший с потолка копченый свиной бок.
– Я возьму немного бекона.
Он вынул нож и отрезал треть куска. Женщина захныкала, но не посмела возразить.
– Эля! – потребовал Лайонел. – Кувшин эля, и мне нужно наполнить водой фляги.
– Эль в бочонке, что у порога.
– Я наполню кувшин по пути назад.
– Колодец в деревне. Там и возьмете воды.
Лайонел бросил горсть монет к ногам старика.
– Этого более чем достаточно за твое гостеприимство, приятель.
Завернув добычу в плащ, он поспешил на улицу, в спешке едва не ударившись лбом о притолоку.
– Где Пиппа, черт возьми? – скомандовал он, видя свою лошадь без всадника.
– Пошла искать нужник, – пояснила Луиза.
– Как, снова?!
Робин, глядя строго вперед, между ушами лошади, добавил:
– Она сказала, что в нынешних обстоятельствах и в ее теперешнем состоянии не собирается упускать любую возможность.
– Она сейчас вернется, – утешила Луиза, видя, что ее обычно невозмутимый опекун вот-вот взорвется.
А Пиппа в этот момент стояла на углу хижины, с ужасом глядя на дверь того, что, как она предполагала, было нужником на задах маленького, заросшего сорняками двора. Как раз когда она уже собиралась поспешить туда через двор, какой-то незнакомец нырнул в крохотное помещение. Пиппа инстинктивно отступила в тень обмазанной глиной стены. Только сейчас она заметила во дворе еще троих. Они ели яблоки. Все были одеты в безрукавки из воловьей кожи, какие обычно носили солдаты. С поясов свисали шпаги и кинжалы. Под навесом уткнулись мордами в торбы четыре неоседланные лошади. Из нужника вышел мужчина, на ходу шнуруя шоссы. В дверях домика показался старик и поковылял к незнакомцам.
Пиппа не могла понять, что происходит, зато чуяла опасность, как стервятники – запах падали. Поэтому повернулась и побежала назад.
Лайонел как раз успел уложить еду в седельную сумку и закупоривал пробкой узкое горло кувшина с элем.
– Господи, Пиппа! Где тебя носит?
– Люди, – отчетливо выговорила она. – Четверо. Вооружены. Какой-то старик говорит с ними.
Лайонел,
– Их лошади… – выдохнула Пиппа, – стоят под навесом. Их еще нужно оседлать.
Лайонел молча кивнул, понимая, что они все равно не смогут уйти от погони со своими измученными непосильной ношей животными. Что, если придется драться? Их двое против четверых. Зато у них есть несколько минут.
Он натянул узду и спешился. Робин последовал его примеру.
– Расседлай их и пусти по дороге, – велел Лайонел, хватаясь за ремни на сбруе. – Если повезет, люди Филиппа будут гнаться за ними милю-другую.
Пиппа уже снимала седельные сумки. Луиза ей помогала.
– Идите в поле!
Пиппа беспрекословно повиновалась и, держа перед собой сумки, протиснулась в крошечную дырку, образованную кривыми ветвями зарослей ежевики. Сумки защитили ее лицо от шипов, но руки покрылись красными полосами.
Луиза ни на шаг не отставала: бледная, задыхающаяся, перепуганная, но исполненная решимости. Кровь сочилась из длинной царапины на щеке.
За ними протиснулся Робин с седлом, сбруей и седельной сумкой Луизы. А Лайонел тем временем огрел животных хлыстом, и они, фыркая от страха, ринулись вперед. Сам Аштон присоединился к остальным, нагруженный кожаным мешком Пиппы и конской сбруей.
Он огляделся. Времени бежать не оставалось.
– В канаву, – скомандовал он, показывая на глубокую канаву, огибавшую поле как раз рядом с кустами ежевики. – Быстро.
Робин бросил свою ношу вниз, спрыгнул сам и, протянув руки, помог спуститься Луизе. За ними настала очередь Пиппы. Она спустилась сама. Лайонел вынул кинжал и принялся скашивать высокую траву и сорняки с края канавы, огромные охапки борщевика, лисохвоста, тысячелистника вперемешку с пыреем и чертополохом.
Он сбрасывал все это на головы беглецов, и те, не нуждаясь в поощрении, легли и прикрылись травой. Земля была сырой, но хорошо еще, что на дне не застоялась вода.
Лайонел скользнул за ними, обнял Пиппу и прижал к своему боку, так что они смогли уместиться вдвоем в узком пространстве. Потом засыпал ее и себя свежескошенным сеном и сунул кинжал в рукав.
Они стали ждать. В ушах Пиппы отдавался стук сердца. Ее собственного или Лайонела? А может, обоих? Нет, не стук, а грохот… который наверняка выдаст преследователям, где они скрываются.