Тень твоей улыбки
Шрифт:
«Она хочет сказать, что знала настоящих родителей папы? По голосу она немолодая, даже старая. Может быть, она не совсем в себе? Но если она действительно их знала и может рассказать о них, это было бы замечательно. Папа всю жизнь жаждал узнать правду о своем происхождении. Он говорил, что ему безразлично, если его кровные родственники были алкоголиками или мошенниками, главное – выяснить, кто они такие.
Возможно, завтра в это время я уже буду знать, – радовалась она. – Интересно, есть ли у меня двоюродные братья и сестры
Моника отодвинула стул, стоящий у стола, и поднялась. «Как не хочется завтра ехать и подтверждать чудесное исцеление! Папа был ярым католиком, и я знаю, что мама тоже. Я помню, как мы втроем каждое воскресенье неизменно ходили в церковь. Наше поколение уже отходит от этого, хотя я иногда бываю на мессе. Папа говорил, что для нас все слишком упростилось. “Вы, ребята, считаете, что если собираетесь в плавание и помолитесь в воскресенье утром, то этого будет достаточно, – говорил он мне. – Нет, не достаточно”».
В семь часов обещал зайти Райан Дженнер, чтобы взглянуть на медкарту Майкла О’Кифа. Было как раз семь. Эта мысль заставила Монику поспешить в маленькую ванную комнату, чтобы посмотреть на себя в зеркало. В течение дня она не пользовалась косметикой, кроме блеска для губ и пудры. Но сейчас достала из шкафчика тональный крем и тушь для ресниц.
«Вот и еще один долгий день окончен, – подумала она. – Пора немного поработать над лицом». Она нанесла на лицо тон, потом решила добавить тени для век. Вспомнив замечание Райана о том, что ему нравится, когда у нее распущены волосы, она вынула из волос заколки.
«Это смешно, – сказала она себе. – Он придет смотреть медицинскую карту Майкла О’Кифа и результаты компьютерной томографии и МРТ, а я прихорашиваюсь. Правда, он действительно милый».
Все выходные она с удовольствием вспоминала вечеринку дома у Райана и признавалась себе, что всегда восхищалась им как хирургом, но не могла представить себе, насколько он по-человечески обаятелен. В Джорджтауне она его почти не знала, при ее поступлении он был уже на последнем курсе, и у него всегда был такой серьезный вид.
В двадцать минут восьмого прозвенел дверной звонок.
– Прошу прощения за опоздание, – начал Райан, когда она открыла дверь кабинета.
– В пятницу у тебя дома я начала с таких же слов, – перебила его Моника. – Входи. Все материалы уже готовы. Я помню, ты говорил, что потом тебе надо торопиться в театр.
Она заранее разложила на столе в приемной папки с историей болезни Майкла О’Кифа. На их месте обычно лежали детские книги, которые она теперь сложила в углу. Дженнер бросил на них взгляд.
– В детстве моим любимым автором был Доктор Сьюз [6] ,– сказал он. – А у тебя?
– Мне он очень нравился, – согласилась Моника. – По-другому и быть не могло.
Дженнер сел за стол и протянул руку за папкой,
Пока он изучал медицинские документы, она вглядывалась в его лицо, которое принимало все более мрачное выражение, по мере того как он брал один лист за другим. Именно такую реакцию она и ожидала. Наконец он положил бумаги на стол и взглянул на нее.
6
Теодор Сьюз Гейзель (Доктор Сьюз, 1904—1991) – американский детский писатель и мультипликатор.
– Моника, у этого ребенка был неизлечимый рак мозга, от которого он должен был умереть в течение года. Ты хочешь сказать, он все еще жив?
– Эти обследования были проведены четыре года назад. Я как раз открыла здесь свою практику, так что можешь себе представить, как сильно я нервничала. Тогда Майклу было четыре года. У него начались припадки, и родители думали, что это эпилепсия. Но ты видишь, что именно я обнаружила. А теперь посмотри другую папку. Это результаты обследований за последние три года. Между прочим, Майкл отличный парнишка, лучший ученик и капитан команды Младшей лиги.
Дженнер удивленно поднял брови и, открыв вторую папку, принялся изучать ее содержимое, листок за листком. Затем положил бумаги на стол и долгим взглядом посмотрел на Монику.
– Ты усматриваешь хоть какую-то вероятность спонтанной ремиссии? – спросила Моника.
– Нет. Совершенно исключено, – твердо ответил Дженнер.
Моника кивнула.
– Будь осторожен. В конце концов ты можешь оказаться в списке свидетелей на процессе беатификации.
Райан Дженнер поднялся.
– Если им понадобится другое мнение, я с радостью изложу его. Из того, что я узнал и увидел как врач и хирург – при условии, что данные действительно относятся к Майклу О’Кифу, – этот ребенок не мог бы выжить. А теперь мне пора. Если я не успею в театр к поднятию занавеса, одна молодая леди будет очень недовольна.
В среду утром Моника, после долгих колебаний, рассказала Нэн о том, что позвонила Оливии Морроу и собирается посетить ее после поездки в офис епископа в Метахен, в Нью-Джерси.
– Она знала вашу бабушку? – спросила изумленная Нэн.
Моника помолчала, потом ответила, тщательно подбирая слова:
– Она утверждает, что знала, но по ее голосу можно понять, что она очень старая. Не буду высказывать свое мнение, пока ее не увижу.
«Почему я не сказала Нэн, что Оливия Морроу утверждает, будто знала моих родных бабку и деда? – спрашивала она себя, садясь в машину, чтобы ехать в Нью-Джерси. – Потому что это кажется совершенно неправдоподобным. А если она действительно их знала и может мне о них рассказать, я начну верить в чудеса».