Тень Ворона
Шрифт:
Он наклонился вперед и слегка коснулся Таера. Как только он это сделал, серебряное кольцо с ониксом на указательном пальце тут же захватило внимание Таера.
Он отвлекся на кольцо, когда голос колдуна упал на целую октаву и раздались слова на языке Вечных Странников:
– Именем Жаворонка и Ворона Я лишаю тебя свободы, чтобы ты не нанес урон ни мне, ни любому другому колдуну, кто носит здесь черную мантию. Именем Большого Баклана и Совы Я лишаю тебя свободы просить у кого-либо помощи в побеге. Именем Ястреба я лишаю тебя свободы говорить о твоей смерти.
Магия волной хлынула на
– Ну вот, – произнес удовлетворенно колдун и откинулся к спинке стула.
«Ну, да, конечно», – подумал Таер. Его трясло. Никто никогда раньше не накладывал на него заклятье. Гаденькое ощущение… насилия над собой и испуга. Все произошло так быстро, что он даже не успел защититься. Холодный пот капелькой скатился по шее. Его трясло и тошнило.
– Тошнит? – спросил Теллеридж. – Обычная реакция большинства людей, но я не завишу от слова неотесанного Вечного Странника… даже если бы ты успел произнести против меня заклятье. Мои молодые друзья легко поддаются влиянию. И я бы разъярился, если вскоре потерял бы хоть одного из своих Воробышков.
– Воробышков? – переспросил Таер, часто дыша через нос и надеясь, что не видно, как его трясет. – Так у вас здесь певчие птицы?
Колдун улыбнулся.
– Я же говорил, с Бардом будет интересно. Мирцерия скажет все, что тебе надо знать о моих Воробьях. Если хочешь, спроси ее, что такое Тайный Путь. Она ждет тебя за дверью.
Разумеется, женщина ждала его за дверью. Она неподвижно сидела на коленях на холодном камне пола. «Хорошо подготовлена вытерпеть любое настроение мужчины», – подумал Таер. Она сидела неподвижно, пока Таер плотно не закрыл за собой дверь.
. – Если хотите, я могу посвятить вас в тайну Орлиного Гнезда, – предложила она и правой рукой указала на открытую дверь с двойными створками. – Там вы можете пообщаться, поесть и выпить. Если предпочитаете задать мне вопросы, мы можем вернуться в вашу комнату. Там стало намного лучше.
– Пойдем поговорим, – решил он.
Как Мирцерия и обещала, за время его отсутствия камера преобразилась. Она была как следует вымыта. Появилась кровать, на которой обычно спят дворяне, а не набитый тростником матрас над растянутыми канатами, как у него дома. Комната была декорирована богатой тканью и деревянными изделиями из древесины редких пород. Все это должно было создавать ощущение захламленности, но вместо этого выглядело уютно. В центре кровати лежала потертая лютня, странно выделяясь из общего декора.
Он шагнул в сторону лютни, но остановился. Он – не Сэра: у него не было желания сделать назло совсем не то, что ему навязывают, хотя это совсем не означало, что ему нравится, когда им манипулируют. Поэтому он решил оставить лютню на потом и обратил все внимание на изучение разных диковин. Освещение лилось из светящихся камней в медных жаровнях, расставленных по периметру комнаты.
– Они вполне безопасны, – раздался сзади голос Мирцерии. Она шагнула за ним и, прижавшись грудью к его спине, потянулась вперед, чтобы вытащить камень из поднятой им жаровни.
Он аккуратно поставил жаровню на место и отошел на шаг.
– Ты очень любвеобильна, красавица, – сказал он. – Но если бы ты была знакома с моей женой, ты бы знала, что если я ей хоть раз изменю, она вырвет мою печень и съест ее перед моим дрожащим в конвульсиях телом.
– Но ее же здесь нет, – прошептала Мирцерия. Она положила камень на место и грациозно потерлась о его тело, обойдя вокруг него, чтобы он увидел, от чего отказывается. – Она никогда не узнает.
– Я не преуменьшаю качества своей жены, – ответил он. – И тебе не следует ее недооценивать.
Мирцерия дотронулась до удерживающей прическу сетки для волос и красиво качнула головой, чтобы волосы каскадом заструились вниз до колен.
– Она поверит, что ты мертв, – сообщила она. – Они все хорошо организовали. А она будет хранить тебе верность, если ты мертв?
Сэра считает, что он мертв? Ему надо попасть домой.
– Теллеридж сказал, что ты ответишь на мои вопросы, – он сменил тему разговора. – Где мы находимся?
– Во дворце, – ответила она.
– В Таэле?
– Совершенно точно, – она прильнула к нему.
Он наклонялся, пока его лицо почти не коснулось ее.
– Нет, – тихо произнес он. – Ты ответишь на интересующие меня вопросы. И на этом все.
В ее глазах проявился страх, и ему стало понятно, что вряд ли она по собственной воле хотела с ним прелюбодействовать.
– По поводу сегодняшней ночи можешь сказать Теллериджу, что хочешь; я не буду отрицать. Но я не нарушу данной мною клятвы. У меня есть моя женщина. Мне нужны ответы.
На какое-то мгновение она застыла, и по выражению глаз было трудно понять, о чем она думает. Именно этот закрытый взгляд, а не обычное покладистое выражение лица готовой на все шлюхи, подсказал ему, о чем она думает.
Медленно, но уже без обольщения она собрала волосы в пучок. Заодно она подальше спрятала свою мощную сексуальность.
– Очень хорошо, – сказала она. – Так что ты хочешь знать?
– Скажи мне ложь, – попросил он. Ее брови поползли вверх.
– Ложь?
– Любую. Скажи мне, что покрывало синее.
– Покрывало синее.
Ничего. Он ничего не чувствовал.
– Скажи мне, что оно зеленое, – попросил он.
– Покрывало зеленое.
Он не мог сказать, когда она лжет. Его магия не работала. Он открыл рот – просто, чтобы убедиться, – сможет ли попросить ее помочь сбежать, но ни одного слова не вырвалось из горла.
– Черт побери! – гневно взревел он. – Черт побери и чтоб он сдох!
Он повернулся к женщине: она вздрогнула и отступила назад. Теперь он взял себя в руки.
– Расскажи мне об этом месте, Воробьях, Тайном Пути, Теллеридже… обо всем.
Она сделала еще один шаг назад, робко села на край кровати подальше от лютни и быстро заговорила:
– Тайный Путь – это секретная организация знати благородного происхождения. Комнаты, которые ты сегодня видел, и еще несколько других находятся в неиспользуемом крыле дворца. В основном деятельность Пути – вовлекать молодых людей, Воробышков. Более старшие члены и мастера – колдуны – приказывают, чем им заниматься. Воробышки – более юные члены Тайного Пути. Их приводят в возрасте от шестнадцати до двадцати лет.