Тень Ворона
Шрифт:
Именем Большого Баклана и Совы Я лишаю тебя свободы просить у кого-либо помощи в побеге… Сэра бы помогла сбежать, если могла. Он предположил, что достаточно способствовать совершению магии Теллериджа.
Если бы Сэра знала, где его найти… но она не знала. Скорее всего, она думает, что его уже нет в живых.
Скорее всего, он умрет, так и не увидев ее снова: что-то в самоуверенном виде Теллериджа подсказало Таеру, что очень много Вечных Странников нашли здесь свою смерть.
Таер закрыл глаза и прислонился лицом к прохладной каменной стене. Ее не было рядом, но он всей своей душой мысленно притягивал ее к себе.
Мысленным взором мало-помалу он воссоздавал ее лицо, любимый изгиб плеча и необычный цвет ее волос.
«Гордая», – подумал он. Она обладала чувством собственного достоинства. Ее твердость читалась в приподнятом подбородке, демонстрирующем открытый вызов сидящим в таверне. Он смог увидеть на ее запястье синяк, поставленный владельцем постоялого двора, который схватил ее за руку и рывком вытащил из постели.
Он подумал, что она интриговала его и потом. В полной ясности своей памяти он увидел, как молода она была, чуть старше, чем девочка-подросток, и все же не прошло и сезона, как они поженились.
Сторонясь теперь предложенной ему роскоши, Таер сел на пол и прислонился спиной к стене. Он вспоминал ее и знал, что каждое мгновение любил ее.
Через два дня после рождения Джеса Таер вернулся из конюшни и увидел, что Сэра сидит на краю кровати с прямой как доска спиной и держит на руках Джеса, как будто от чего-то его защищает.
– Я должна тебе кое-что сказать, – произнесла она напряженным тоном.
Он снял с себя верхнюю одежду и повесил на крючок.
– Хорошо, – согласился он, удивляясь, чем он мог ее обидеть.
Ее глаза сузились, и она сообщила, что их сын родился Защитником. Она объяснила, как тяжело будет Джесу найти баланс своей натуры, где одна сущность принадлежала миру дня, а другая – миру ночи.
– Если бы он родился девочкой, его судьба была бы гораздо лучше, – холодно говорила она, ее голос звенел. Обычно такой тон ей был присущ, когда она была действительно очень расстроена. – Защитники мужского рода редко удерживают баланс после полового созревания. Если они сходят с ума, то могут убить любого, кто перейдет им дорогу, кроме тех, за кого они ответственны. Как только это происходит, их убивают, потому что после этого их невозможно ничем ограничить.
Джес зашевелился, и она стала нежно его баюкать, но силой своего взгляда удерживала Таера на расстоянии.
– Мой брат был Защитником, усыновленным из другого племени. Обычно Защитников отдают растить в другие кланы, потому что нормальное беспокойство настоящих родителей дает дополнительную нагрузку к их тяжкому бремени. Вырастить Защитника – очень почетно, поэтому ни один клан не откажется взять его к себе.
Отказаться от сына? Шокирующее предложение вызвало полное смятение, когда он осознал, каким ужасным подарком боги наградили его маленького сына. Как она могла подумать, что я приму решение выкинуть Джеса только потому, что с ним слишком много хлопот? Неужели она могла бросить своего ребенка?
Она не могла. Только не она. Она, которая боролась с демонами ради людей, которых даже не знала, никогда, никогда не отступит ни от чего, что может угрожать ее второй семье.
– Сколько лет было твоему брату-Защитнику, когда он умер? – в конце концов спросил Таер.
– Ризовару было тридцать, – ответила она. Ее руки тряслись, как будто она хотела крепче прижать к себе Джеса, но боялась нанести ему увечье. – Он был в числе первых, кто умер от чумы.
– Значит, ты знаешь, как это делать, – решил Таер. – Джес остается с нами, и ты научишь меня, как растить Защитника, который умрет от старости в пожилом возрасте.
Ее лицо просветлело, и он понял, чего ей стоило быть с ним честной.
Когда они легли спать, она прошептала:
– Я убью любого, кто попытается его забрать.
– Я – тоже, – яростно ответил Таер, зарывшись лицом в ее волосах цвета лунного серебра. Никто никогда не разлучит их.
– Я – тоже, – вслух повторил Таер. Он сидел в своей камере во дворце в Таэле.
Как лучше перенести свое заключение? Ответ пришел в виде сухого тенора Геранта: «Знай своего врага. Узнай, что они хотят, чтобы ты знал, где ожидать следующего нападения. Найди, в чем их сила, и постарайся уклониться. Найди их слабые стороны и сыграй на них своей силой. Лучшее оружие – знание, а не меч».
Когда в его комнату вошла Мирцерия, он вежливо улыбнулся.
– Если вы пойдете со мной, господин, – предложила она, – мы подготовим вас к презентации. После церемонии вам будет дана в Орлином Гнезде свобода и все удовольствия.
В бассейне снова стояли те же женщины, которые хотели его тогда помыть в бане. На этот раз Мирцерия не стала их отсылать. Они терли, расчесывали, брили, подстригали и игнорировали его смущение от стыда и протесты.
Когда одна из женщин хотела обстричь ему волосы, Мирцерия схватила ее за руку.
– Нет, оставь их длинными. Мы заплетем ему косу, и он будет выглядеть чрезвычайно экзотично.
Они уговорили его надеть одежды, которые носят при дворе. Добровольно он никогда бы их не надел. Он вполне мог отказаться носить их, даже с решением быть кротким и покорным гостем, пока получше не узнает своего врага, если бы не страх в их глазах. Он смог увидеть его. Они разодели его как праздничную кобылицу, так что ему невозможно было терпеть. Поэтому он протестовал и делал невежливые замечания, но все равно пришлось надеть глупые вещи.
В стену было вправлено металлическое зеркало, и женщины толкали и пихали его, пока он не посмотрел на себя.
Мешковатые брюки красного бархата, плотно прилегающие на талии и коленях, были наполовину скрыты туникой, свободно свисавшей от плеч до колен. По весу туника была настоящей золотой одеждой. Под туникой шелковая рубаха кроваво-красного цвета была вышита нитями из чистого золота. Они выбрили ему лицо и чем-то маслянистым намазали волосы так, что при движении те отливали металлическим блеском. Потом они вплели в волосы золотые и красные шнуры, которые искусственно увеличили ему длину волос и теперь свисали до бедер, заканчиваясь на концах золотыми и красными кисточками. На ногах были надеты золотые башмаки, инкрустированные кусочками красного стекла. По крайней мере он надеялся, что это стекло.