Теневой король

Колычев Владимир Григорьевич

– И отправить на этап?

– Да, отправить на этап. Для твоей же пользы… Не надо цепляться за Краснополь. Даже я поняла, что против тебя играют очень серьезные люди. И ты это понимаешь. И ты не в том сейчас положении, чтобы бороться с ними. Можешь поплатиться за свое упрямство, и поплатиться очень жестоко. Так жестоко, что приговор, который тебя ждет, окажется меньшим из зол. К тому же в колонии ты хоть как-то искупишь свои грехи…

– Хочешь исповедовать меня, матушка?

– Не смешно.

– Никто

и не смеется…

– Тебе всего двадцать восемь лет. В тридцать пять выйдешь на свободу.

– С чистой совестью?

– Хотелось бы на это надеяться.

– Тебе-то что до моей совести? Тебе главное – дело до приговора довести… Может, еще пообещаешь, что будешь ждать меня?

– Я должна тебя ждать?

– Ну да. Мне намного легче будет, если ты будешь меня ждать.

– Легче не будет.

– А вдруг? Я же не прошу, чтобы ты меня ждала. Но ты можешь мне просто пообещать. Чтобы подсластить пилюлю…

– И ты дашь признательные показания?

– Если пообещаешь, то да…

– Хорошо, я буду ждать, когда ты выйдешь на свободу.

– Нет, не так. Ты будешь меня ждать. Не просто ждать, а меня ждать.

– Хорошо, я буду тебя ждать.

– Отлично… Значит, Фарадеев застал меня со своей сожительницей, и мне пришлось защищаться…

– А как же пистолет с глушителем?

– Пистолет с глушителем я нашел у него в шкафу.

– Нет, так не пойдет. Тогда придется привлечь к ответственности Фарадеева. Ему это не нужно, и он будет все отрицать. Эту версию признают несостоятельной…

– Хорошо, пистолет я взял для самозащиты. А глушитель на всякий случай, чтобы соседей не будить. Ночь все-таки…

– Соседей оставь в покое. А пистолет для самозащиты пусть будет…

Марина вдруг так увлеклась работой адвоката, что забыла про свою основную миссию. И признание Вайс написал чуть ли не под ее диктовку. Вышло довольно-таки складно.

– Может, лет пять всего дадут? – спросил Вайс, разминая уставшие от авторучки пальцы.

– Все может быть, – складывая в папку листы исписанной бумаги, ответила она.

– Но это уже не важно. Главное, что дело в шляпе. Вернее, в папке. Ты добилась своего, да? Меня осудят, ты получишь звездочку на погон. Но и я добился своего. Легче мотать срок, когда на воле тебя кто-то ждет. И ты будешь меня ждать…

– Да, я обещала. – Марина улыбнулась так, будто давала понять, что далеко не все обещания воплощаются в действительность.

– Я сказал свое слово. И ты сказала свое слово. За свое слово я отвечу перед судом. А ты за свое слово ответишь передо мной, – пристально посмотрел на нее Вайс. – Я выйду на свободу, и ты ответишь мне, как ждала меня. А я спрошу, были у тебя мужчины или нет. Если были, значит, ты не сдержала свое слово. Тогда мне придется с тебя спросить. По понятиям спросить. Ты четыре года в прокуратуре работаешь, должна знать, как спрашивают по понятиям…

Марина в ужасе смотрела на него. Ее пугал его ледяной пронизывающий взгляд.

– Ты это серьезно?

– Все очень серьезно, Марина. Здесь тюрьма, и не может быть не серьезно. Я обвиняюсь в покушении на убийство. Еще серьезней то, что ты следователь прокуратуры. Ты дала слово, я его принял, и обратного пути уже нет…

– Ты просил, чтобы я дала тебе обещание.

– А это и есть твое слово. Которое ты должна сдержать…

– Но я не могу тебя ждать!

Судя по ее взволнованному виду, она приняла все близко к сердцу. Но именно на это и рассчитывал Вайс.

– Почему?

– Мне двадцать пять лет. Когда ты выйдешь, мне будет уже тридцать… может, тридцать пять… Ты выйдешь, посмотришь на меня и уйдешь. А может, вообще не появишься… Кому я нужна буду после тридцати?

– Тебе мама в детстве говорила, что нельзя играть с огнем? Говорила. А ты взяла в руки спички и чиркнула об меня. Мы в огне, Марина. И должны тушить этот пожар вместе…

– Но это несерьезно!

– Я же тебе сказал, что серьезней не бывает. Ты отправляешь меня в командировку, ты меня и дождешься. А я с тебя спрошу.

– А если я выйду замуж?

– За меня?

– Нет, за другого… Ты меня убьешь?

– Ты не выйдешь замуж. И не будешь мне изменять. Ты дала слово, Марина. А ты человек чести, я точно это знаю.

– Ты не ответил мне. Убьешь меня или нет? – с истеричными нотками в голосе спросила она.

– Ты – моя женщина, Марина, как я могу тебе угрожать? – холодно усмехнулся он.

– Я уже твоя женщина?

– Да.

– Ты псих!

– Отправь меня на экспертизу.

– Ненормальный!

– Нормальные дома сидят, детей воспитывают, а не в бандитов играют… Обещаю тебе, когда вернусь, тоже стану нормальным. У нас будет свой дом, ты родишь мне троих детей. Мы будем жить долго и счастливо. И умрем в один день…

– Мне кажется, ты надо мной смеешься.

– Ну, может, и не в один день умрем. Может, и не будет счастья… Но я бы хотел, чтобы у нас все было хорошо.

– Я тебя боюсь.

– Жена должна бояться своего мужа. Это даже в Библии сказано.

– Ты мне не муж.

– Это легко исправить. Мы можем расписаться.

– Ты точно сумасшедший! Как мы можем расписаться? Ты обвиняемый, а я твой следователь!

– Ну вот, ты уже ищешь оправдания, это уже хорошо.

– Ничего я не ищу!

Марина получила признательные показания, разговор, по существу, закончился, и ничто не мешало ей вызвать конвой. Но она не хотела, чтобы Вайс уходил. Это обнадеживало.

– Мы можем расписаться после того, как меня осудят.

– Тогда вся моя карьера полетит к черту.