Тени и зеркала

Пушкарева Юлия Евгеньевна

Он никогда не говорил об этом. Сами поймут, когда придёт время. Может, для кого-то такой день настанет сегодня…

Дорвиг невольно подумал о нынешнем своём короле — и поморщился. Конгвар, конечно, хороший воин и недурной человек, но он до сих пор не понял этой истины, страшной и главной. Вот Хордаго понимал её. Для Дорвига Хордаго с юности воплощал собой Альсунг: без него и Ледяной Чертог казался бесполезным нагромождением зданий. После смерти своего Двура Двуров и товарища Дорвиг много дней пил — беспробудно, сознательно доводя себя до бесчувствия. А оправившись, обнаружил, что Совет уже объявил новый поход, — и вызвался, как обычно, на корабли. Конгвар не противился ему; ещё бы этот щенок стал с ним спорить…

Дорвиг

сердито нахмурился и одёрнул себя. Конгвар больше не туповатый безответственный мальчишка, а его законный повелитель. Нельзя теперь думать о нём так. Украдкой Дорвиг сотворил охранный знак: кто знает, может, из-за таких крамольных мыслей на них и озлился бог ветра… Хотя перед отплытием Дорвиг велел зарезать белоснежного козлёнка в его честь — одного из тех, что привозили в Чертог с травянистого юга страны, из предгорий. Дорвиг верил в богов и боялся их.

Песня вдруг прервалась, и по палубе пронёсся возбуждённый говор. Дорвиг недоумённо оглянулся и вскоре понял, в чём дело: то тут, то там тыкали пальцами в небо, указывая на чаек, что бесстрашно нарезали круги между набрякших туч. Значит, близко суша.

— Замедлить ход, взять правее! — крикнул Дорвиг, и ладья покорилась, как послушное, но неповоротливое животное. Старое сердце забилось чаще — и сразу отдало досадной болью в рёбрах… Хаэдран, скоро снова Хаэдран.

Вечная боль Альсунга и его вечное желание. Уже не одно поколение этот город — большой, богатый ти'аргский порт в Северном море, бойко торгующий с Кезорре, Минши, а в мирные времена и с ледяным королевством. Но Дорвиг, как все альсунгцы, прекрасно знал, что вырос он из рыбацкой деревни — а рыбаки пришли с севера, из его краёв. В его глазах это доказывало права Альсунга на Хаэдран лучше всяких денег, ти'аргских учёностей и увёрток. Дорвиг плавал к нему много раз, и на его памяти Хаэдран переходил от одного королевства к другому по крайней мере трижды.

Увидев его, Дорвиг расплылся в улыбке и даже руки потёр, не выдержав, как при виде румяного каравая. И хорошо же будет снова поднести альсунгской короне такой чудесный кусок!..

— К оружию! — приказал Дорвиг, и «Непобедимый» наполнился радостным рёвом, звоном и скрежетом. Мечи и щиты, начищенные до блеска, радовали глаз на фоне серой мути вокруг. Одним, всем понятным кивком Дорвиг велел готовить сходни.

Море вздыбилось сильнее. Ответные крики, не менее воинственные, донеслись со скалистого берега. В удобной вытянутой гавани стояло всего судна три или четыре — Дорвиг сразу определил, что торговых: пузатые, громоздкие ти'аргские корабли и один миншийский — с красными, расшитыми золотом парусами. За тремя сторожевыми башнями, стоявшими почти бок о бок, виднелась зубчатая каменная стена — явно обновлённая с тех пор, как Дорвиг видел её в последний раз. А за ней, невидимая, таилась сеть мощёных улочек, лавок под разноязыкими вывесками, красных черепичных крыш.

Дорвиг скрипнул зубами от злости: никогда не любил городских стен, башен и замков, в постройке которых изощрялись трусливые ти'аргцы и, по их примеру, хитрые дорелийцы. Меч, щит и конь или корабль — вот всё, что нужно для войны, а не кротовые норы. Дорвигу плеваться хотелось при одной мысли о том, что и Альсунгу скоро придётся заняться постройкой осадных машин, складных лестниц и прочей ерунды — а ведь всё, судя по всему, к тому и идёт.

Их встретил залп стрел из центральной башни, но ветер на этот раз оказался помощником: большинство кораблей, в том числе «Непобедимый», ещё не подошли достаточно близко, и лучникам не повезло. Дорвиг дал приказ прикрыться щитами, однако стрелы падали в море; он прошептал благодарственную молитву богу ветров. Видимо, козлёнок пришёлся ему по вкусу.

Они медленно, но неуклонно двигались вперёд, готовясь к приступу, и Дорвиг видел на многих лицах смущение: конечно, грозный вид стен

поразил их — особенно тех, кто не бился под Хаэдраном прежде. Они уже наверняка представляли себе новые стрелы, и чаны с кипящим маслом, и затаившихся в городе воинов, подкупленных местными богатствами, и конных рыцарей в латах, с копьями наперевес… Силы на вид и вправду были неравны, но Дорвиг знал, на что шёл.

Решив наконец, что момент подходящий, он развязал крошечный мешочек на поясе — неприметный, похожий на старый кошель. Достал щепотку белого порошка и, не глядя, высыпал за борт.

Берег был уже совсем близко.

Дорвиг замер в ожидании, хотя умело не показывал этого. Отряд видел его напряжённым и готовым к бою — как всегда. Так оно, собственно, и было, но мысленно Дорвиг считал секунды: раз, два, три… Сердце гулко билось в унисон с ними, и даже крики чаек стали тревожнее.

Порошок Дорвигу перед отплытием подарила двура Хелт, вдова Форгвина. Хелт была единственной в мире женщиной, которую Дорвиг уважал, — и не только в память о старшем сыне Хордаго (который, к слову, куда крепче сидел бы на альсунгском троне, чем вечно ведомый Конгвар). Он преклонялся перед её изворотливым, опасным умом — но лишь потому, что этот ум всегда работал на пользу Альсунгу. Состоя в Совете, Дорвиг знал, сколько сделала для королевства за последние годы эта златовласка с льдистыми глазами, и умел это оценить. Тем не менее, он до сих пор особенно пристально наблюдал за ней. Заметив любой умысел против короны, даже мелкую тень измены, Дорвиг без колебаний снёс бы строптивой бабе голову. Но до сих пор Хелт оставалась выше подозрений; а в кое-какие её тайны Дорвиг предпочитал и вовсе не вникать.

Не вылезая вперёд, Хелт наравне с мужчинами выстраивала военные планы — и Дорвиг, пожимая плечами, закрывал на это глаза. Мало ли у кого какие причуды — ему нет разницы, если они не вредят общему делу… Вот и на берегу, когда Хелт тихонько вложила ему в руку этот мешочек, он не сумел отказать. Только удивился, ощутив тончайшие, затянутые в перчатки пальцы на своей широкой загрубевшей ладони.

— Брось это в воду, когда подойдёте к Хаэдрану, Дорвиг, — прошептала Хелт, обдав его запахом хвои, и её лицо в обрамлении золотых волос казалось почти младенчески невинным. Дорвиг даже растрогался, подумав о дочери, которой у него никогда не было. — Победа тогда обеспечена. Но никому не показывай его — и не трать понапрасну. Он у меня один.

…Некоторое время всё оставалось по-прежнему, разве что море бурлило сильнее — или взволнованному Дорвигу так только казалось. А потом крики угрозы с берега сменились криками ужаса.

Посмотрев на воду, Дорвиг почувствовал, как такой же ужас, подобно тошноте, поднимается и у него внутри. Ему доводилось сталкиваться с миншийскими магами, с изобретениями учёных Академии, с ухищрениями Отражений, которые помогали то ти'аргцам, то дорелийцам, — но такого он не встречал никогда.

Вода под вёслами «Непобедимого» почти вскипела: волны на небольшом участке забились в судорогах, местами порождая серые пузыри. Затем из-под толщи воды показалось что-то более плотное — что-то серо-зелёное, склизкое, так близко, что Дорвиг невольно отшатнулся от отвращения… Корабль сильно качнуло, и он еле удержался на ногах; позже волнами чуть не опрокинуло судно.

Неспешно, даже вальяжно из чрева моря выдвигалось оно — приплюснутая голова размером, наверное, с весь «Непобедимый», и бесформенное, трупного цвета тело. Прямо перед кораблём, едва не пробив его, появилось щупальце — и взметнулось вверх, стремительно, как летучая рыба, обдав гребцов фонтаном брызг. Присоски на нём перемежались с бесчисленными, изредка мигавшими чёрными глазами; Дорвиг перегнулся через борт, борясь с унизительным рвотным позывом. Отряд уставился на него с немым вопросом: что делать? — а он впервые за столько лет не готов был ответить…