Тени и зеркала

Пушкарева Юлия Евгеньевна

— И что же?…

— Ах да… Мы нашли одну из последних работ Фаэнто. Помнишь, он всё грезил о поверхности, куда можно будет заключать сны и полные, готовые воспоминания — причём так, чтобы они не стирались со временем?

— Помню, — солгал Нитлот. Он не помнил и даже не знал. Он всегда сторонился Фаэнто, его слишком изысканной магии, парадоксальных мыслей, загадочных полуулыбок. Он остался в памяти Нитлота — как и многих в Долине — длиннопалой, полупрозрачной тенью с голубыми венками под девически-тонкой кожей. Тенью, полной мужества и смелых идей. Фаэнто любил колдовать под звёздами, по ночам. Фаэнто много путешествовал и знал, пожалуй, все

языки, когда-либо звучавшие в Обетованном. Фаэнто наверняка хранил бездны секретов — иначе зачем Альен столько лет гонялся бы за своими иллюзиями?…

Как бы там ни было, он ушёл в Мир-за-стеклом, как Ниамор и много других — как всё живое, мимолётный, словно круги на воде. Недаром же он был чудесным зеркальщиком и вечно изобретал какие-то новые, странные виды зеркал, о которых другие и помыслить боялись.

— Так вот — видимо, ему это удалось, но никому показать он уже не успел, — продолжил Мервит, прервав внезапную задумчивость Нитлота. — На него наткнулись случайно — ещё чуть-чуть, и развеяли бы в пыль, подумать страшно. И мы решили дать ему такое имя… Знаешь, в память о нём.

— Понимаю, но причём здесь… — и тут Нитлот почти ощутил, как что-то щёлкнуло в сознании — будто срослось последнее звено. Пылая, он вскочил — даже забыл, как ноет каждая косточка. — Вы нашли что-то о посредниках между Альсунгом и Хаосом? Что-то о тех самых, за морем, о которых отмалчивался Старший?…

— Да, но не только, — Мервит опять не разделил его энтузиазм — лишь меланхолично взъерошил пальцами серебристую шевелюру. — Мы нашли — я уж не знаю, как и почему, — тот самый момент… В общем, смерть Фаэнто, Нитлот. Его запечатлённую в зеркале смерть. И пусть мои сани-самоходы не сдвинутся с места, если это не объясняет почти всё.

— Я должен увидеть это, — сказал Нитлот после паузы, слушая, как куцее дерево скребёт жадными голыми ветвями о пёструю стену. — Что бы там ни было, я должен.

Мервит неожиданно легко согласился. Со Старшим, Нитлот знал, было бы сложнее.

— Ну конечно. Ты имеешь право знать. Приходи в Меи-Зеешни после заката, я соберу там всех.

* * *

Отоспавшись, Нитлот явился в Меи-Зеешни, но там всё ещё не было никого, кроме пары зеркальщиков и чьего-то любопытного ребёнка (ему обычно не запоминались детские имена и лица — даже в Долине, где дети в принципе явление редкое). Шикнув на ребёнка, чтобы не лез в дела взрослых, Нитлот поправил воротничок праздничного, пахнущего мылом одеяния и стал прохаживаться возле деревянной лестницы у входа, мысленно коря сородичей за их вечную непунктуальность. Он уже не видел, как мальчишка, убегая, показал ему язык.

Кто-то из мастеров отодвинул ширму, отделявшую зеркальные коридоры от круглого общего зала, и теперь Нитлот то и дело заворожённо посматривал туда, вглубь. Волны отполированного стекла в рамах разных форм и размеров убегали вдаль; Нитлот знал, что внутри все Меи-Зеешни больше, чем снаружи, и в них легко заблудиться. То, как несчастные ученики из людских королевств пытались ориентироваться в этих дебрях, всегда вызывало у него смесь жалости и презрения. Но и сам он предпочитал не проводить там много времени, особенно после ухода Ниамор. Слишком просто потерять себя в этом обманчивом покое, в тысячах магических вибраций разной высоты, в шёпоте сотен неслышных голосов… «Каждое зеркало хранит руку своего мастера», — говорили в Долине. И, хотя Нитлот никогда не был зеркальщиком сам, он давно в этом убедился.

Нитлот нервно вздохнул, когда

сверху, на лестнице, раздались первые щаги, — но это был всего лишь Тейор, улыбчивый старина Тейор, наверняка единственный из всей Долины, кто был искренне рад его видеть.

— Привет, Нитлот, — помахал он ему смуглой рукой, как всегда испещрённой какими-то южными татуировками. — Индрис сказала мне, что ты вернулся, да ещё с каким-то увальнем-северянином… Как всё прошло? Мы ждали тебя.

Нитлот улыбнулся через силу. Так легко и непринуждённо сказано — слишком легко и непринуждённо… Будто он не был на грани смерти, будто не было всех этих безумных недель. Будто Хаос не гуляет по Обетованному, как по диким межмирным тропам. Придётся заново привыкать к этому беспечному равнодушию Отражений ко всему, кроме своей драгоценной особы. Было в этом равнодушии и своё очарование, и своя свобода — игры ума, иронии, вечных парадоксов, опасных знаний о магии, недоступных людям, — но Нитлоту теперь хотелось чего-то другого. Точно сломалось что-то внутри в северных лесах Ти'арга.

И они все были такими же, как Тейор — медленно подтягивались, скрывая жгучее любопытство за вальяжными опозданиями, подходили к Нитлоту и быстро отходили, увлечённые чем-то другим… Он приветствовал знакомых то с радостью, то с досадой — и почему-то с обострённой горечью чувствовал, что без него жизнь в Долине текла как всегда, что ничего здесь не изменилось и не изменится. «Проклятым местом» зовут её ти'аргские и дорелийские крестьяне — так ли они неправы в своих глупых суевериях?…

И, конечно, все они ждали Альена. Узнав, что Нитлот не привёл его, мужчины хмыкали или озабоченно хмурились, а женщины (совсем как Индрис) морщили носы в игривой печали. К той долгожданной минуте, когда явился Мервит, Нитлот уже скрипел зубами от отчаяния.

Мервит шагал медленно и торжественно — так, что лестница сотрясалась от его шагов, и тихо подрагивала его рыжая грива. Нитлоту невольно подумалось, что он примеряет роль Старшего, — но он тут же осадил себя: нет уж, слишком сутул этот старый лев, слаб и погружён в свои мысли… А где, кстати, Старший, придёт ли он?

— Я принесла тебе кезоррианского вина с пряностями, как ты любишь, — послышался гортанный шёпот где-то возле уха, и Нитлот, вздрогнув, увидел хитрые глаза Индрис. — Подкрепи силы, тебе это понадобится.

— Ты уже видела то, что Мервит покажет? — с бухающим сердцем спросил Нитлот, машинально принимая горячий дутый бокал. Индрис мотнула головой, распустив одну из прядей сложной причёски — точно змейка выбралась из укрытия.

— Пока нет, но по недомолвкам Старшего догадываюсь, что там… Главное — не ошибиться в трактовке, — загадочно сказала она и отошла к зеркалам, провожая глазами Мервита. Тот спустился в толпу, бережно неся небольшую шкатулку красного дерева. Нитлот вспомнил, что Фиенни любил привозить из своих поездок изящные вещицы вроде такой. Он вообще отличался пристрастием ко всему, сделанному людьми.

— Доброй вам ночи, зеркальный народ, — проговорил Мервит, совсем негромко — но все перемолвки сразу стихли. — Большинство из вас знает, что я собрал вас по особому поводу: сегодня не День Возвращения и даже не День Середины Зимы, наше главное торжество…

— Только через два года, а жаль, — громко прошептал кто-то.

— Очень грустно — ворона в жертву не будет… — донеслось с другой стороны. Кое-кто позволил себе рассмеяться, но большинство хранило молчание. Мервит стиснул своё зеркальце, вдруг налившееся тревожным теплом.