Тени исчезают в полдень
Шрифт:
– Глупая твоя статья. Таких председателей, как Большаков, надо беречь, а ты его дубиной по голове.
– Ты что же, против линии партии в этом вопросе? – резко спросил Смирнов, задетый за живое.
– Ишь ты, линии… Ты эту линию еще сам не знаешь.
– Однако…
– Вот тебе и однако… Уж не в том ли нашей партии линия, чтоб мы себя сами под корень срубили?
Смирнов хотел что-то возразить, но та прямота и смелость, с которой Круглов говорил об очень серьезных вещах, удивила его, и он заставил себя сдержаться. И хорошо сделал.
– Если
И Смирнов думал. При следующей встрече сказал:
– Прав ты был, Игнат Прохорыч. Признаться, не думал, что сельское хозяйство такое сложное дело. Подучиться бы надо где-нибудь, да боюсь, опоздал теперь…
– Многим из нас, сильно многим, Петр Иванович, некогда было в свое время поучиться… А время – оно не ждало. Меня возьми – всего три года в ЦПШ ходил.
– Что за ЦПШ? Центральная партийная школа, что ли?
– Зачем? – усмехнулся Круглов. – Церковноприходская…
Таковы были люди, руководившие колхозом, которыми, в свою очередь, руководил Захар Большаков. Сейчас им предстояло найти выход из труднейшего положения, в которое попал колхоз. Как они его найдут?
Это сейчас интересовало Смирнова больше, чем материалы для антирелигиозной статьи. Собственно, ради этого он и приехал в колхоз…
Овчинников все еще топтался в соседней комнате возле бачка с водой…
– Чего время теряешь? Тебя люди ждут. Езжайте, – сказал ему Морозов через открытую дверь.
Члены правления наконец расселись кто где.
Если это заседание правления можно было и назвать заседанием, то оно, очевидно, было самым коротким и немногословным за всю историю колхоза.
Не успел выйти из конторы Андрон Овчинников, не успел Захар раскрыть рта, как в контору заскочил Илюшка Юргин, закричал еще с порога:
– Фролка набузовал прошлогод сена – и пусть дает колхозу! Хочь взаймы, хочь даром. А у меня свой скот кормить нечем, понятно?! Ишь выдумали!!
– Постой, не трещи, – остановил его Захар. – В чем дело?
– Еще дерется, дьявол! Я за это тоже прощать не буду. И не благодетель я вам…
Захар Большаков двигал только бровями. Смирнов и все остальные тоже были не в силах что-либо понять. Объяснила все Никулина:
– Фрол привез на ферму воз сена и стал сваливать…
Брови Большакова взметнулись и застыли. Он посмотрел сперва на Смирнова, затем на Корнеева.
Опять скрипнул в тишине стул под Морозовым, несмотря
Клавдия сняла шаль, стряхнула капельки растаявшей изморози. Потом накинула шаль на себя, закрыла плечи и грудь. С недавних пор на собраниях Клашка всегда сидела так, словно старалась отгородиться от всех.
– Ну, Юргин вывернулся откуда-то, заплясал вокруг воза. «Сколь, спрашивает, содрал с колхоза за сенцо?» – продолжала Никулина. – «Да уж не прогадал», – ответил ему Курганов. Илюшка опять: «У всех берут? Я бы сотни за четыре, ежели по старым деньгам, наклал возик…»
– Врешь! – воскликнул «Купи-продай». – Ни с возик, ни с полвозика у меня нету. Ишь придумала! Тесто немятое…
– Немятое, да крутое, – подал голос Юрий Горбатенко. – А вот ты свою половину никак намять не можешь. Коль обессилел, соседа попроси помочь в беде.
Грохнул хохот. «Юрка-бригадир» начисто убил Юргина: жена у Илюшки, старшая дочь той самой Федосьи Лагуткиной, которая когда-то, давным-давно, приходила в контору к Захару и просила похлопотать об открытии баптистского молитвенного дома, была тощая и плоская, как доска.
Не смеялись только двое – Устин Морозов да Захар, хотя у Большакова глаза делались все уже и уже, ноздри стали подрагивать, а Устин по-прежнему разглядывал что-то на полу…
– Значит… так, – произнес негромко Захар, и смех сразу смолк.
– Фрол и огрел Илюшку сверху вилами, – закончила Клавдия.
Морозов медленно поднял голову, оглядел всех не спеша и проговорил:
– Что ж, нечего, думаю, совещаться нам теперь. Пойду на конный двор запрягать коня. Я думаю, все бригадиры, все члены правления, разъехавшись, объяснят людям. А также личным примером… А глядя на нас, и другие… у кого совесть есть.
Встал и, тяжело шаркая огромными валенками по желтому полу, направился к двери.
… Четверть часа спустя Петр Иванович и Большаков шли обратно к скотным дворам. Полдороги прошли молча. Наконец Большаков спросил:
– Ну и как?
– Что?
– А Фрол Курганов?
– Да-а… Любопытно, – нехотя уронил Смирнов.
– Ну а Морозов?
И снова Петр Иванович протянул, помедлив:
– Да-а…
Глава 13
Устин Морозов в Зеленом Доле живет давно, с середины двадцать восьмого года. Он ехал из Тверской губернии с большой группой переселенцев куда-то на Дальний Восток, но потом изменил свое решение, остался в Сибири.
Вместе с ним остался еще один переселенец – Илья Юргин, низкорослый, чахлый и помятый мужичонка годов тридцати двух.
– Чем же наша глухомань приглянулась? – спросил у них Захар.
– Тихо тут, – ответил Устин. – И удобно: с одной стороны поле, с другой – лес.
– Только вот магазина никакого нету, – вставил вдруг Юргин. – Какая жизнь без магазина! В смысле – тоскливо ведь.
Захару почудилось тогда, что Юргин чем-то вроде обижен, а Морозову, несмотря на его заявление, деревня кажется не совсем удобной…