Тени над Гудзоном

Башевис-Зингер Исаак

— Что значит прислужник?

— Не знаю, что тебе и сказать. Своего рода крепостной, который прислуживает ему и присматривает за его бизнесом. Он выполняет все роли сразу: друг, мальчик на побегушках, водитель. Они между собой на «ты». Тот говорит хозяину: «Мойшеле, не будь свиньей». И забирает у него тарелку с мясом посреди еды. Они знакомы с детства. Тот прислужник — холостяк. Он вообще никогда не был женат. Мне кажется, что он к тому же малость скопец, потому что лицо у него какое-то чересчур гладкое. А волосы растут низко на лбу. В Америке он стал вроде как бизнесменом. Еще он играет на скрипке и знает все оперы. И живут они вместе.

— Коли так, у тебя будут два мужа.

— Да этот прислужник и на самом деле как скопец. Он прямо сказал, что у него никогда не было женщины и что он ими не интересуется. А ведь он уже и не мальчишка. Ему уже за шестьдесят, хотя он и выглядит молодым. Я прямо сказала Морису — так его зовут, Морис Плоткин: «Этот прислужник у меня жить не будет. Ему придется снять отдельную квартиру».

Но если это хорошо для бизнеса, то пусть Морис его держит. Если бы он захотел нанять настолько преданного человека, то он не нашел бы его и за пятьсот долларов в неделю. А тот ничего не требует, кроме еды и ночлега. Говорю тебе: это настоящий раб. Если бы я не видела собственными глазами, то не поверила бы, что нечто подобное вообще существует. Каждый человек к кому-нибудь прицепляется, но этот Сэм — его зовут Сэмом — вцепился в Мориса прямо как клещ. Просто паразит. Но мне-то это чем мешает? Заодно он и мне прислуживает. Когда мне надо куда-то пойти, он приезжает с машиной и отвозит меня, как будто он мой личный водитель. Соседи думают, что я стала миллионершей. Говорю тебе, это смешно.

— Значит, тем, что ушел, я сделал для тебя доброе дело.

— Возражать не буду. Наши отношения и так уже зашли в тупик. В любви, как и в любом другом деле, если не движешься вперед, то движешься назад. А что происходит с тобой? Надеюсь, ты будешь со мной так же откровенен.

— Чего ты хочешь знать? Спрашивай. Я отвечу.

Эстер чиркнула спичкой и закурила:

— Ты ее хотя бы любишь?

— Анну? Да.

— Так оно и должно быть… Я тебе ничего дурного не сделала, но ты, похоже, хотел, чтобы я тут лежала и помирала от тоски. Я знаю тебя, Герц, знаю лучше, чем любая другая женщина. За те одиннадцать лет, что была с тобой, я тебя изучила и понемногу разузнала о тебе все. Ты хочешь не только тело женщины, но и ее душу. Ты выжимаешь женщину, как лимон, а потом даже не бросаешь ее. У тебя есть специальное ведро, в которое ты складываешь выжатые лимоны, и время от времени ты их вынимаешь и пробуешь выдавить из них еще чуть-чуть сока. Буду с тобой совсем искренней. Только не подумай, что я по тебе не тоскую. Я тоскую. Тоскую все время. Тоскую так, что едва с ума не схожу. Но я сказала себе, что не хочу быть рабыней и не буду. И еще кое-что: у меня есть силы, и я это знаю. Ты тоже по мне тоскуешь и будешь тосковать, покуда жив…

— Ты говоришь так, будто по картам гадаешь.

— Это правда, враг мой. Это чистая подноготная правда…

И в глазах Эстер показалась улыбка, какой Грейн до сих пор не видал: кривая, въедливая, алчная, полная бабской суетности. Лицо ее выглядело молодым, но в уголках глаз и в уголках рта пряталось нечто, и для обозначения этого не было подходящих слов: какая-то мудрость старой бабы, какое-то мудрое отчаяние. Печаль тех, кто всю жизнь боролся с жизнью, а в итоге пришел к выводу, что надо сдаться. Она смотрела на Грейна искоса, пытливо, словно пыталась понять, как вертятся винтики у него в голове. Эстер закурила сигарету и стала выпускать колечки дыма, которые медленно поднимались к потолку. Вдруг она как будто очнулась и вздрогнула:

— Который час? Иногда мне кажется, что это уже самый конец…

9

Телефонные звонки шли из Нью-Йорка в Майами и из Майами в Нью-Йорк, в ту гостиницу, в которой остановился Грейн. Грейн раскаялся по поводу дома, который должен был купить вместе с Анной во Флориде. Говорил, что не хочет похоронить себя в Майами. Не хочет быть владельцем гостиницы. Не может оставить свои дела в Нью-Йорке. Анна плакала в телефонную трубку. Она уже успела привыкнуть к мысли, что остается во Флориде. А теперь он, Грейн, разрушал все ее планы. Миссис Гомбинер тоже вмешалась в это дело. Она читала Грейну нотации по телефону. Она говорила с ним резко и грубо. Однако Грейн продолжал упорствовать. Он требовал от Анны вернуться в Нью-Йорк, обещал приготовить здесь для нее квартиру. У Анны возникли подозрения. Она писала Грейну длинные письма, которые отправляла авиапочтой, special delivery. [179] В этих письмах она обвиняла его в желании вернуться к Лее или даже к Эстер, но Грейн отвергал все ее обвинения. От волнения у Анны задерживались месячные. А может быть, она забеременела?.. После долгих разговоров и переписки Анна согласилась вернуться в Нью-Йорк. Она потеряла пятьсот долларов, которые дала в свое время в качестве задатка за дом, а также те деньги, которые заплатила экспертам, чтобы они проверили, чист ли дом от термитов, и определили, какие изменения можно и нужно сделать в здании, чтобы превратить его в гостиницу. Помимо этого Анна рассорилась с миссис Гомбинер, которая ругала ее как какая-нибудь рыночная торговка. Кто-то сболтнул, что в доме действительно есть термиты и поэтому-то владельцы и хотят от него отделаться. К тому же в Майами стаяла удушающая жара, как посреди лета…

179

Здесь — заказным письмом (англ.).

Анна вылетела из Майами в двенадцать часов дня. Она должна была приземлиться в Нью-Йорке в седьмом

часу. Грейн приехал ее встречать, но самолет запаздывал. Другие самолеты тоже не вылетели вовремя. Лил дождь. Ураган пришел откуда-то из Южной Америки, он двигался через Атлантический океан, и ожидался его удар по восточному побережью Соединенных Штатов. Посреди зимы гремел гром и сверкали молнии. Самолеты, которые должны были прибыть в Нью-Йорк, приземлялись в отдаленных от него городах. Пассажиры, у которых были забронированы места на отложенные рейсы, стояли в зале ожидания, прислушиваясь к происходящему снаружи, и вели разговоры людей, которые находятся здесь, но должны быть где-то в другом месте. Каждый из них был немного подшофе. Грейн сидел на скамье и при слабом освещении пытался читать вечернюю газету, но мысли в панике носились в его голове. Лея слегла с гриппом. Джек готовился к свадьбе со своей шиксой из Орегона. Сам Грейн позволил втянуть себя в какие-то странные отношения с Эстер: в некий эпилог прежнего, закончившегося романа. Подразумевалось, что, пока Эстер не вышла замуж за своего мистера Плоткина, она может делать что захочет. И даже мистер Плоткин должен на это согласиться. Он такой современный, такой толерантный, что даже хотел познакомиться с ним, с Грейном… Эстер говорила то так, то этак. То она становилась циничной, то — трагичной. Она сравнивала себя и Грейна в данных обстоятельствах с душами, застрявшими между небом и землей, между жизнью и смертью, в ложном или в воображаемом мире.

Господи! Он, Грейн, предал всё и всех. Попал в паутину собственной лжи, которая обманывала его самого. Эстер начала выпивать. Каждый раз, когда он к ней приходил, от нее пахло виски. Кроме того, она много курила. То она начинала говорить о поездке в Европу с Морисом Плоткином в медовый месяц, то вдруг твердила, что конец ее близок. То называла Грейна убийцей и разбойником, обвиняла его в том, что он разрушил ее духовно и физически, а то осыпала его нежностями. Едва он заходил в свой номер в гостинице, как звонил телефон. Эстер всегда была многословна, но теперь это качество проявилось в ней с особой силой. Она засыпала его вопросами. Он должен был рассказывать все подробности, касающиеся Анны. Она постоянно просила у него советов. Ее планы и настроения поминутно менялись. Может быть, доктор Олшвангер лучше Мориса Плоткина? Может быть, она не выдержит его грубых манер? Может быть, ей стоит послать подальше обоих претендентов на ее руку и вообще отказаться от всех мирских желаний?

Эстер не переставала играть с мыслями о самоубийстве. Чего ей бояться? При помощи куска веревки или открыв газ можно положить конец всем проблемам. Вместе с тем она все еще была полна вожделения. Еще желала быть с Грейном и разделить с ним последние наслаждения, прежде чем она «сорвется в пропасть». В свою речь она вставляла множество слов на иврите, цитат из Библии, хасидских поговорок, знакомых ей по жизни в родительском доме. Она даже стала каким-то парадоксальным образом религиозна. Разве она грешит? Она ведь не мужняя жена. Почему она должна быть святее своей тезки царицы Эстер. В конце концов, царь Ахашверош вообще был иноверцем. Гемара утверждает даже, что Эстер была женой Мордехая. Ну а что с Яэлью, [180] женою кинийца Хевера? А что с Авишаг-шунамянкой? [181] Она, Эстер, разбиралась и в Библии, и в комментариях к ней. Знала, что сказано в Гемаре…

180

Шофтим (книга Судей), 4. В традиционном русском переводе — Иаиль.

181

Млахим I (Третья книга Царств), 1. В традиционном русском переводе — Ависага Сунамитянка.

В голове Грейна поселилось мрачное подозрение, что Эстер сошла с ума. Она смеялась и плакала. Покупала ему подарки, которыми он никогда не смог бы воспользоваться. Говорила совершенно несообразные вещи. Он сказал Эстер, что ей стоит обратиться к врачу, но она ответила ему на это:

— Ты имеешь в виду психиатра? Слишком поздно, дорогой, слишком поздно. Или мне это не надо, или уже поздно… Таким, как я, больше нет спасения!..

Эстер рассмеялась, и смех ее перешел во всхлипывания.

Посреди всей этой суеты Грейн снял меблированную квартиру для себя и Анны у пожилой четы Бродских, уехавших на год в Европу. Он ожидал, что Анна будет поражена…

Наконец Грейн услышал объявление, что самолет из Майами прибыл. Он вышел из зала ожидания и встретил Анну. Дождь перестал, но летное поле было мокрым и отражало все как некое черное зеркало. Воздух был холодным и жестким. На Анне был черный костюм и голубая блузка, подчеркивавшая ее загар. Она выглядела усталой, элегантной, напуганной, восхищенной тем, что пережила такое опасное путешествие. Они поцеловались, и Грейну показалось, что от нее пахнет тропическими цветами. На летном поле стояли другие самолеты, длинные, с распростертыми крыльями, готовые подняться в туманную ночь и лететь наподобие гигантских птиц над морями и континентами. От освещенных иллюминаторов веяло роскошью, распущенностью и упорным человеческим стремлением взять свою судьбу в собственные руки, не полагаясь на добрых или злых духов, витающих где-то над облаками или скрывающихся в глубинах земли…