Тени стёртых душ

Ariruchy

Люси мысленно пыталась вспомнить все, что знала об этом препарате: ангелам с самого возрождения предоставляли все знания о существовании людей и их изобретениях.

— Снотворное, — прошептала, выловив нужную информацию из потока.

Нацу невольно сжал челюсть, стараясь унять дрожь в коленях. Он боялся не просто сказать — он боялся вновь произнести то, что уже шрамом затянулось на горячем сердце. Уже вторым шрамом, который Люси не могла различить раньше.

—

Восемь месяцев назад Игнил… — попытался он сказать, но проглотил имя на последней букве.

Фрид понимающе опустил голову, сожалеюще дернув плечами. Он, видимо, уже знал ответ. Впрочем, это больше не удивляло. Удивляло поведение Нацу, который, словно умственно отсталый, глотал воздух и медленно моргал, стараясь совладать с самим собой.

— Восемь месяцев назад Игнила казнили, — наконец, более внятно прохрипел он, а затем чуть отчаянно повторил, — моего отца казнили.

Люси шокировано уставилась на Нацу, боясь вдохнуть.

Его прогнившее пепелище уже появилось на горизонте.

========== Глава двенадцатая. Позови по забытому имени. ==========

Комментарий к Глава двенадцатая. Позови по забытому имени.

Песни: Park Hyo Shin — Snow Flower

Park Hyo Shin — Wild Flower

Что чувствуют люди, скрывающие собственные тени внутри сердца? Разрывает ли их на мелкие ошметки, задыхаются ли и… Живут ли?

Люси не знала.

И это незнание жадно комкало мысли, шипя на проблески истины.

— Один раз? — гниющую тишину нарушил сдержанный вопрос Фрида.

— Что? — Нацу будто очнулся от воспоминаний и непонимающе поднял голову.

— Ты принимал флуразепам один раз?

Мужчина, по-видимому, решил сбить Нацу с тропы, которая вела вглубь собственных размышлений и сожалений. Люси это понимала, поэтому не отвлекала подчиненного своими вопросами, которые крутились на языке, впиваясь острыми иголками в кожу.

— Д-да, — кивнул и сглотнул, вновь опустив взгляд на сцепленные кисти рук, — боялся, что опять начну бродить во сне, но…

— Но эти страхи не воплотились в реальность, — продолжил Фрид и прикрыл глаза.

— Кажется, — просипел Драгнил и шумно вдохнул, вновь посмотрев на доктора.

Люси невольно царапнула поверхность подоконника, прикусив губу. Она видела, как колебалась его душа: она то ярко вспыхивала, то быстро гасла, почти пропадая, но вновь возрождаясь во все большее и большее пламя.

— Можешь мне рассказать, — протянул доктор, все так же не открывая глаз.

— О чем именно? — усмехнулся, прищуриваясь. — Как моя жизнь до этого докатилась? И так прекрасно знаете. Что еще… Описать вам мои чувства, когда я узнал, что моего отца казнят через полчаса?

Нацу

вздрогнул, ощутив, что его голос сломался. Затем же, прикусив губу, он покачал головой.

— Поверьте, лучше вам этого не знать.

— Ты не должен все держать в себе, — настаивал Фрид, уже внимательно переубеждающий Нацу, — последствия тебе и так известны!

— Если я сейчас начну все рассказывать, — Драгнил упрямо стоял на своем, — будет только хуже.

— Хуже? — доктор чуть удивленно качнулся.

— Оно уже похоронено внутри, и заново раскапывать его я не намерен.

Внутри него горело пламя, но прогнившие воспоминания разносились по легким шероховатым пеплом. Они слепо били по сознанию и шептали: «Погасни». Но Нацу не гаснул — он игнорировал боль, разъедающую кровь ядом прошлого. И Хартфилия понимала, что хочет очистить его душу: содрать копоть со стенок продрогших легких, подарить антидот, который выведет желчь из крови. Она хотела увидеть его свободным.

— Придется, — будучи уверенной в том, что тот его слышит, уверенно промолвила Люси.

Драгнил вдруг дернулся и уставился за спину Фрида, прожигая ее взглядом. Казалось бы, просто подавал знак, и хранительница бы так и восприняла.

Но что-то явно было не так.

— Уверен? — доктор понимающе вздохнул, все еще надеясь разговорить пациента.

— Мне надо идти, — не отрывая глаз от окна, произнес Нацу и резко поднялся со стула, — спасибо, Фрид, и до свидания!

Торопливо попрощался и зашагал в сторону выхода, оставив врача с недоуменным выражением лица следить, как тот уходит.

— Неуправляемый ребенок, — усмехнулся, устало протер глаза и развернулся на кресле в сторону окна.

Глазами выискивал то, что могло заставить Нацу вскочить и бросить размышления о прошлом, и задумчиво потирал подбородок. Люси тем временем застыла, стараясь понять, почему подопечный вдруг сорвался с места.

— Давно не ребенок, — бросила прежде, чем поспешить за ним, и скрылась за стенами кабинета.

Нацу ответил что-то невнятное на пожелание секретарши и быстро выбежал из здания, остановившись возле дверей и оглядываясь по сторонам. Люси обошла его и, став чуть поодаль, внимательно наблюдала.

— Нацу, что случилось? — неуверенно спросила, надеясь услышать ответ.

Но он не ответил, скользя взглядом по городской панораме и сжимая-разжимая запястья. Наконец, на миг зажмурившись, он резко выдохнул:

— Люси.

Голос пробирал до костей: он был таким… Обреченным? Словно не просто звал, а молился. Как молятся в церквях, взывая к Божьей благодати.