Тени в переулке (сборник)
Шрифт:
Вот там-то я впервые и увидел Гогу. Он был лет на семь старше меня и в этой весьма деловой компании пользовался авторитетом… Потом я надолго уехал из Москвы, а когда вернулся, по-прежнему встречал Гогу в центровых кабаках.
И вот в заметенном пургой Петропавловске выясняется, что Георгий Косачевский – простой советский драматург.
Знаменитый подпольный делец, покойный ныне Виктор Иванович Капуста, потерявший практически все после гайдаровских реформ, сказал мне:
– Время Леонида Ильича Брежнева было для нас золотым веком. Деньги сами шли
Если судить по сводкам МВД и рассказам бывалых оперативников, так называемый «застой», породивший чудовищный дефицит, стал питательным бульоном. Подпольные цеха размножались в нем в геометрической прогрессии.
При блаженной памяти царствовании Хрущева с дефицитом тоже все было в порядке, иначе драматург Гога не организовал бы одну из самых крупных афер того времени.
Когда мы пили белое хлебное вино в завьюженном Петропавловске, в далекой столице под крышей крупнейшего универмага «Москва» вовсю работал подпольный трикотажный цех. Руководила магазином партийная дама, подруга Екатерины Фурцевой. Она была единственным директором универмага, избранной в члены Московского ГК КПСС. Пользуясь своими связями, дама пробила разрешение Министерства торговли на открытие в магазине трикотажной мастерской.
На столь прибыльное дело необходимы были большие деньги. Их вложил в трикотаж Гога-драматург. Начальником мастерской, а вернее, огромного цеха, оснащенного современным оборудованием, стал Александр Хейфиц.
На прилавки московских магазинов начали поступать летние мужские рубашки из добротного трикотажа, майки, женское белье и самый большой дефицит – детская летняя одежда.
Почти пять лет цеховики трудились не покладая рук. За это время они «обули» государство на 4,2 миллиона рублей. Конечно, не все деньги были закопаны в тайниках на дачных участках. Крупная сумма, как меня заверили знающие люди – больше миллиона, ушла Гоге. Большие деньги получили партийные вожди, опекающие директрису, остальные были поделены.
Александра Хейфица арестовали. Вместе с ним взяли и его зама Юрия Евгеньева. Самый справедливый советский суд отвесил им высшую меру. А вот директриса проходила по делу только как свидетель. Партия не поощряла избиения собственных кадров. Поднять руку на члена ГК КПСС, депутата Моссовета, подругу Екатерины Фурцевой – такого допустить невозможно. Но, конечно, ее освободили от работы и перевели на другую руководящую должность.
Мне приходилось часто сталкиваться с Гогой-драматургом в Доме журналиста. Клубный ресторан стал его любимым местом. Он накрывал шикарные столы своим гостям: партработникам, дельцам из министерств, милицейским генералам. Дорогого гостя встречал сам грозный директор дома, отставной адмирал Иван Иванович Золин.
Много позже мне рассказали, почему Гога-драматург ни разу не сел в тюрьму. Свои доходы он легализовал, попав в профессиональные драматурги, о чем говорилось в красивом удостоверении, которое он носил в кармане. Он был соавтором четырех пьес и двух киносценариев, фильмы по которым поставили на среднеазиатских студиях.
Несколько лет назад Лева Тимофеев, смеясь, рассказал мне, какие деньги платил Гога за счастливую возможность увидеть свое имя на театральных афишах.
Но
Кроме того, он имел своих людей в райкомах, горкомах и даже в ЦК КПСС. Причем с ним сотрудничал человек, занимавший весьма высокое положение в МВД СССР. Наверняка он снабжал новоиспеченного драматурга нужной информацией.
Так, под Москвой на небольшой фабрике резинотехнических изделий во вторую смену изготавливались резиновые прокладки и коврики для автомобиля «Волга». Производство работало ровно три месяца и прикрылось.
Но фабрика – предприятие государственное, его совсем закрыть нельзя.
Короче, БХСС стало известно о леваке. А документы на фабрике были в полном порядке. Более того, работа во вторую смену была разрешена официально вышестоящим начальством для поправки финансового положения предприятия.
Агентура сообщила, что директор фабрики Соловьев обставил свою квартиру дорогой мебелью. В доме есть ценные картины и много антиквариата.
С обыском пришли утром. Соловьев собирался на работу и завтракал на кухне. Очень скромно. Бутерброды с сыром, чай, яичница. Опер не поленился, заглянул в холодильник. Никаких дефицитных дорогих продуктов. Обычный набор, как у всех.
В те времена наличие в холодильнике баночки ветчины, сухой колбасы и икры уже давало повод говорить, что человек живет не по средствам.
Начали осматривать квартиру. Обычная полированная, неновая немецкая мебель. Такую вполне может иметь любой советский человек. В платяном шкафу висела скромная мужская и женская одежда. Нашли сберегательную книжку. На ней тысяча двести рублей.
– Это я свои премии на книжку кладу, коплю деньги на машину.
Проверили вклад, все точно. В день выплаты премий Соловьев вносил деньги на книжку.
И драгоценностей не было. Обручальное кольцо жены, два недорогих перстенька с полудрагоценными камешками.
Поехали на дачу к директору. Она была казенная и очень скромная. Облазили с аппаратурой весь участок, фундамент просканировали – ничего не нашли. А ведь агентурная информация была совершенно точной.
Второй случай был еще более загадочным. В одном из подмосковных колхозов в Ногинском районе Гога открыл вспомогательное производство. Официально выпускали декоративные решетки, а неофициально – детали для сантехники. Дело было прибыльным. Однако проработать удалось всего полтора месяца.
Гогу предупредили, что милиция замыслила проверку. И проверка состоялась. Оперативники ОБХСС приехали в колхоз. А на месте цеха – волейбольная площадка. Все как нужно. Штанги, сетка, скамейка судьи, трассировка.
– Где же цех? – удивились опера.
– Да снесли мы его, – усмехнулся председатель. – Молодежь к спорту тянется. Вот, построили им площадки для волейбола. Скоро начнем делать футбольное поле.
– А документы, сырье?
– Остатки сырья на складе, мы его для колхозных нужд используем, а документы в бухгалтерии. Проверяйте на здоровье.