Тени в переулке
Шрифт:
Он писал радиопьесы, документальные сценарии, а под конец жизни ударился в религию. Что ж, не согрешишь – не покаешься.
Так закончилась эта шпионская история. Но наверняка в архивах всех спецслужб хранятся еще более интересные операции.
Узнаем ли мы о них? Вряд ли. Жизнь продолжается, продолжается и охота на людей.
ГЛАВА 3
МЕЛОДИЯ ПРОХОДНОГО ДВОРА
ПЕРЕУЛОК ПРОШЛОГО
И снег закружило
И в глубине переулка, который назывался проездом МХАТа, я увидел человека в сереньком пальто, немыслимо скользящего по укатанному декабрьскому тротуару. Человек спешил, потому что часы на Центральном телеграфе с небывалой беспощадностью отсчитывали последние сорок минут 1966 года, а в обычной сумке-авоське у припозднившегося пешехода лежали три бутылки шампанского.
Это был я, несколько месяцев назад перебравшийся с улицы Москвина в проезд МХАТа. Я вернулся из командировки и выяснил, что Новый год на носу, а шампанского нет.
И бросился я в для других закрытый пивбар, называемый «Яма», где местные завсегдатаи готовились широко отметить Новый год. И мой дружок, актер Валя Голубенко, в одно касание достал мне три пузыря с головками из фольги.
– Не разбей, – прогудел он на прощание, – я здесь посижу с ребятами и заскочу к тебе.
И я бежал по проезду МХАТа, боясь поскользнуться и расколотить свою ночную добычу. Бежал и был счастлив, что после нескольких лет неудач и крупных неприятностей все у меня стало складываться.
А главное, дома ждали меня хорошие люди, которых я нежно люблю.
Сначала он назывался Спасским, потом Газетным, а позже Камергерским. В 1925 году его переименовали в проезд МХАТа, а после колбасной революции вернули название Камергерский. Весь переулок – один квартал. По шесть домов с каждой стороны.
Но я расскажу о проезде МХАТа, в котором жил аж целых восемь лет и который по сей день вспоминаю тепло и нежно.
Впервые я попал сюда в 1944 году. Январь. Меня везут в Художественный театр смотреть «Горячее сердце» Островского. Мне и раньше нравилось ходить в театр. Как каждого мальчишку, меня увлекало зрелище, происходящее на сцене, не более того.
Но здесь все было иначе. Поднялся занавес, и я увидел рощу и речку вдали и пение птиц услышал. Я прождал два акта, мечтая, чтобы пьеса эта никогда не кончалась.
Но всему, особенно хорошему, приходит конец. И я очутился в заснеженном переулке, продуваемом ветром. Сказка кончилась, и надо было возвращаться домой, в стылую квартиру, к лампочкам, горящим вполнакала, к поленице дров в коридоре, к печкам-буржуйкам, стоящим в комнатах.
С тех пор я полюбил МХАТ и посмотрел практически все спектакли, кроме сочинений обласканного властью Анатолия Сурова вроде «Зеленой улицы».
Позже, когда я перееду жить в дом напротив театра, я буду ходить сюда почти ежедневно, смотреть, как играют мои друзья-актеры. А их у меня во МХАТе было очень много.
Сегодня
Нетрудно догадаться, что круглосуточные общепитовские точки немедленно превратились в ночные клубы. Спиртное там не подавалось, хотя принести с собой и распить бутылочку под микояновские котлеты было делом вполне нормальным.
Но где возьмешь водку ночью? Вот поэтому вокруг столовой всегда клубились «добрые» люди, продававшие страждущим «белое хлебное вино».
Я тогда жил еще на улице Москвина, а в соседней квартире обитала дама по имени Галя. Она работала буфетчицей в знаменитой пельменной «Зеленый огонек» и, видимо, за большие заслуги в деле столичной торговли была переброшена на боевой участок – ночную столовую. Отношения у меня с ней сложились самые добрые, как говорили в то время – «шоколадные», и поэтому при появлении нашей компании в этом оазисе чувственных удовольствий она никогда не отказывала нам в спиртном.
Мы брали яйцо под майонезом, макароны по-флотски и чай. Напиток этот подавали в тонких стаканах, в мельхиоровых подстаканниках. В нем плавала долька лимона и, естественно, из стакана торчала ложка. Чай этот имел густой коричневый цвет, так как был обычным коньяком, а реже «Старкой».
Так что время мы проводили весьма приятно. Актеры, уходя из ресторана ВТО, брали с собой напитки и также бежали в столовую. Сюда собирались после ночных трудов центровые каталы, продолжавшие резаться в железку до самого утра. Они закупали у спекулянтов водку и пили коктейль «Ночная Москва». Полстакана компота, полстакана водки.
Частенько заглядывал сюда актер Слава Гостинский. Высокий, красивый, безупречно воспитанный человек. Он практически не пил и приходил просто скоротать одиночество. Мы были с ним знакомы.
Когда-то в телецентре на Шаболовке я делал короткие игровые телефильмы. Режиссером-постановщиком двух или трех был студент режиссерского факультета ВГИКа Элем Климов. Слава очень неплохо играл в двух короткометражках, и с той поры у нас установились добрые отношения.
Я часто встречал Славу в антикварном магазине на улице Горького, он, как и я, рассматривал курительные трубки, хотя сам отрицательно относился к табаку. Позже я узнал, что он прекрасно окончил Щукинское училище, но, как сына репрессированного комбрига, ни в один театр его не брали. Снимался он много, но в эпизодах. Его внешность никак не соответствовала амплуа социального героя, и приходилось способному артисту играть жулика в фильме «За витриной универмага» или связного вражеской разведчицы в «Деле № 306». Он сыграл в сорока фильмах, но так и не создал себе имени.
Много позже я узнал еще одну историю, которая сильно изменила его жизнь. У него появился шанс стать звездой, но она так и не зажглась. А чтобы узнать, почему так случилось, надо вернуться на десять лет назад.
Итак, 50-й год. Вся Москва выстроилась в очереди у книжных магазинов. На прилавках появилась книга в белом переплете «Правда об американских дипломатах». Автор ее – сотрудница информационного отдела посольства США Аннабелла Бюкар.