Теодосия и изумрудная скрижаль
Шрифт:
Мое внимание привлекла прозвучавшая в голосе Ови Бубу нотка. Да, он говорил о табличке так, будто не сомневался, что я ее отдам ему, и заранее радовался этому.
– Боюсь, это невозможно. Табличка является собственностью музея, которым руководят мои родители. Им очень не понравится, если я начну раздавать ценные артефакты налево и направо.
Ови Бубу разразился смехом.
– Ваши родители, – он практически выплюнул эти два слова. – Ваши родители милые люди, и даже неплохо знающие свое дело, но они понятия не имеют о том, кто вы
Кто же он такой? Я вдруг поняла, что мне безумно хочется узнать это, потому что до сих пор не имею ни малейшего представления о том, кто такой Ови Бубу.
Тем временем Ови Бубу тяжело вздохнул и продолжил:
– Я предпочел бы, чтобы вы сами отдали мне табличку. Если же нет, я все равно заберу ее, в этом можете не сомневаться. Мои права на эту табличку намного больше и древнее ваших.
Он уверенно подошел к корзине с гранеными камешками и наклонился над ней. Черт возьми, откуда он узнал, куда я спрятала табличку? Ведь сквозь камешки не пробивается ни единый лучик зеленоватого света!
И, что еще важнее: могу ли я остановить его? Чувствуется, что он твердо решил завладеть табличкой, и это подтверждает ее большую ценность, хотя я, к сожалению, так и не смогла распознать, в чем именно она заключается.
Ови Бубу был ненамного больше и тяжелее меня, и я, быть может, даже рискнула бы сцепиться с ним, но я помнила о том, что сюда в любую секунду может возвратиться Кимошири, а он, сами понимаете…
– А вам известно, что эта табличка не поможет вам превращать любой металл в золото? – спросила я, надеясь хотя бы словами задержать египтянина.
– Разумеется, – ответил Ови Бубу. – Изумрудная табличка нужна не для этого.
– Не для этого?
– Нет. В ранних переводах намеренно была допущена ошибка, так что золото здесь ни при чем.
Ови Бубу потянулся к полке, на которой стояла корзина, но в ту же секунду из темноты прямо ему в лицо вылетел черный шипящий комок.
Ови Бубу отскочил в сторону, принялся делать руками какие-то странные движения и прекратил свои магические пассы только после того, как узнал мою кошку.
– Исида! – сказала я.
– Исида, – с придыханием повторил Ови Бубу, на шаг отступая от кошки. А Исида тем временем встала перед корзиной, в которой лежала табличка, выгнула спину, вздыбила шерсть и стала от этого выглядеть больше и страшнее. Египетский маг посмотрел на нее, а затем сказал несколько слов на каком-то странном языке. Арабском? Древнеегипетском? Не знаю.
Исида успокоилась, но не сдвинулась с места, продолжала щитом стоять между Ови Бубу и табличкой. Я была поражена, когда маг вежливо поклонился мне и сказал:
– Очень хорошо. Я не стану спорить с вашей подругой, но предупреждаю вас, Маленькая мисс, что мы еще встретимся, и я получу эту табличку.
С этими словами он покинул холл и двинулся по коридору в ту же сторону, куда до этого ушел Кимошири.
Я медленно опустилась на пол – меня
– Отличная работа, – сказала я и собиралась погладить Исиду по голове, но моя рука повисла в воздухе. Почему Ови Бубу побоялся спорить с моей кошкой? Почему она стала защищать табличку? Я задумалась над этими вопросами, а Исида, которой надоело ждать, тронула меня лапой.
Кем бы там ни была Исида, она, прежде всего, моя лучшая в мире подруга, которая, между прочим, только что спасла мою шкуру. Я взяла кошку обеими руками, прижала к своей груди, зарылась носом в ее мягкую шерстку. Отсидевшись немного, я поднялась на ноги и, не выпуская Исиду из рук, понесла ее в свою кладовку, собираясь провести остаток ночи рядом с ней в саркофаге.
Глава шестнадцатая. Генри теряет свои мраморные шарики
На следующее утро я проснулась оттого, что кто-то с грохотом распахнул дверь моей кладовки. Исида заорала, я резко села в своем саркофаге, чувствуя, как бешено колотится сердце у меня под ребрами. Затем Исида выпрыгнула из саркофага и рванула к двери, а я сказала:
– Генри?
– Почему? Почему ты это сделала, Тео?
Я потерла глаза. Мне до сих пор не верилось, что это явь, а не кошмар.
– Что? Почему я сделала что?
– Вот это, – ответил Генри и швырнул что-то прямо мне в грудь.
– Эй, повежливее, Генри!
Он вошел в мою кладовку, сжимая кулаки, и сказал:
– Я не собираюсь быть вежливым с людьми, которые портят чужие вещи.
– О чем ты толкуешь? – я посмотрела на то, чем он в меня кинул. Это была книга, которую он читал вчера. Я взяла ее с колен, раскрыла и ахнула. Все страницы внутри обложки были разодраны в лапшу. – Генри, я этого не делала, клянусь!
– Хорошо, тогда кто? И не заводи свою песенку про Хаос, плохих парней и прочую чушь, – на щеках брата пылали два красных пятна.
– Хорошо, – медленно сказала я, собираясь с мыслями. – Но в любом случае, это не я. Я не могу порвать книгу, Генри. Никогда.
– Не верю я тебе. Думаю, ты просто морочишь мне голову, чтобы я продолжал верить в твою игру.
– Это неправда, Генри! – решительно заявила я, выбираясь из саркофага.
– Ладно, посмотрим, что скажут об этом мама и папа.
Я похолодела. Они будут вне себя от гнева и совершенно справедливо, конечно, только вот я-то здесь совсем ни при чем.
– Генри, прошу тебя, поверь, это действительно не я. Но мы найдем того, кто это сделал.
Генри посопел, затем ответил:
– Ладно. Если сможешь до обеда доказать, что это кто-то другой, я не стану говорить родителям, будто это сделала ты.
С этими словами он повернулся и вылетел из комнаты.
Я присела на краешек саркофага и принялась перелистывать страницы изуродованной книги.