Теодосия и последний фараон
Шрифт:
– Нет, – солгала я. – Просто полюбопытствовала.
Интересно было бы знать, это не слишком больно?
– Я готов подвергнуться обряду Маат, – громко заявил майор Гриндл, заполнив своим голосом все пространство зала.
Фенуку выглядел удивленным, Барути – нет, а верховный жрец просто хлопнул в ладоши и воскликнул:
– Приступайте к обряду Маат!
В зале тут же появились еще трое жрецов, младших по рангу, чем судьи. Я была уверена, что эти жрецы подслушивали под дверью, уж слишком быстро они прибежали.
Жрецы приблизились к майору Гриндлу, держа в руках сосуды,
Подойдя, они поклонились ему и сразу же принялись за работу. Один из них налил из богато украшенного сосуда в плоскую чашу масло, другой откупорил глиняный сосуд, добавил из него в ту же чашу немного какой-то темной тягучей массы, а затем размешал. Когда жрецы решили, что смесь готова, они жестом приказали майору Гриндлу раскрыть рот. Он открыл рот, высунул язык, как на приеме у врача, и сказал: «Ааа!» Один из жрецов обмакнул кисточку в плоскую чашу с темной смесью и начал рисовать на языке майора Гриндла. Раздираемая любопытством, я сделала пару шажков вперед, чтобы лучше видеть.
Жрец как раз заканчивал рисовать на языке майора фигуру. Женскую. А еще точнее – фигуру богини Маат.
Потом он снова обмакнул кисточку в чернила (или краску?) и начертил рядом с фигурой богини три иероглифа. Закончив, жрец отошел на почтительное расстояние.
Майор посмотрел на меня, я на него, и мы оба замерли в напряженном ожидании. Наконец майору стало ясно, что «чернила» не ядовиты, что его жизни ничто не угрожает, и он коротко кивнул мне головой.
– Ничего страшного, мисс Трокмортон!
– На что похоже? – спросила я.
– На мед с пеплом, пожалуй, – ответил он.
– Ну а вы, юная мисс? – спросил меня Фенуку, посверкивая своими карими глазками. – Готовы ли вы также подвергнуться обряду Маат, чтобы мы могли убедиться в том, что вы будете говорить нам только правду?
– Да, – ответила я. – Мне от вас скрывать нечего.
Ну, это, конечно, было не совсем так. Было много вещей, которые я должна была скрывать от многих людей, и от уаджетинов в том числе.
Один из младших жрецов подошел ко мне со своей палитрой для рисования – я была рада увидеть, что для меня он взял новую, чистую кисточку, – и жестом приказал открыть рот. Когда чернила коснулись моего языка, его защипало, но боль была вполне терпимой. Закончив рисовать, жрец отошел в сторону. Теперь судьи могли приступить к разбирательству.
– Как вы познакомились с Ови Бубу? – спросил меня Фенуку.
Мой язык задрожал и начал шевелиться сам по себе, помимо моей воли.
– Впервые я увидела Ови Бубу на сцене лондонского театра Альказар, где он давал представления как египетский фокусник, – услышала я свой собственный голос. – После выступления мы проникли за кулисы, там я познакомилась с Ови Бубу, и вскоре мы подружились.
Я не считала, что так уж необходимо рассказывать судьям о том, как я почувствовала, что Ови Бубу демонстрирует приемы настоящей магии, а не дешевые балаганные трюки. Интересно, проболтается мой язык об этом по своей воле или нет. Язык не проболтался. Очевидно, обряд Маат запрограммировал его на то, чтобы отвечать только на поставленный вопрос, не выходя за его рамки и не добавляя ничего
– Позднее Ови Бубу пришел в музей, которым руководят мои родители, и там почувствовал присутствие артефакта, обладающего огромной магической силой.
– Что именно это было?
– Изумрудная табличка, которую я возвратила вашим людям.
– Продолжайте, – кивнул головой верховный жрец.
– Ови Бубу объяснил мне, что это за артефакт и в чем его ценность. За табличкой охотились и другие люди помимо Ови Бубу, и я поначалу не знала, кому из них верить. Между прочим, среди них были и люди, в руках которых сейчас находится Гаджи. В конечном итоге я кое о чем догадалась…
– О чем именно? – спросил Барути, глядя на меня своими добрыми глазами.
– Ови Бубу рассказал мне о том, что его изгнали с родины. А я быстро узнала о его магических способностях…
– А о них вы как догадались? – спросил Фенуку.
Черт побери, дадут они мне нормально отвечать или так и будут наступать друг другу на пятки?
– Я… почувствовала их. Когда Ови Бубу в самом начале нашего знакомства попытался с помощью магии подчинить меня своей воле, я ощутила это. Но еще раньше я начала свои собственные поиски, которые объяснили мне, что такое Изумрудная табличка. Тогда же я впервые набрела на слово уадже…
– Здесь вы можете произнести это слово, – кивнул мне Барути.
– Уаджетины, – закончила я. – Оно встретилось мне сразу в нескольких книгах.
– И что же говорилось о нас в этих книгах? – явно забеспокоился верховный жрец.
– Автор одной из книг утверждал, что Изумрудная табличка не погибла во время пожара в Александрийской библиотеке…
Я почувствовала, как напрягся стоявший рядом со мной майор Гриндл.
– …а на полях имелась приписка от руки. В ней говорилось, что, по слухам, часть книг из библиотеки была спасена и спрятана в пустыне уаджетинами.
Все трое жрецов-судей нахмурились, принялись вполголоса переговариваться друг с другом. Переговорив, они снова обернулись ко мне и спросили:
– Это все?
– Нет, – сглотнула я. – Есть еще одно упоминание об уаджетинах, оно встречается в дневнике, который вел один из наполеоновских солдат во время оккупации Египта французами.
Жрецы снова зашептались, потом Барути спросил меня:
– Но как эти крупицы знаний привели вас к нам, дитя?
– Это Ови Бубу разболтал вам наши тайны? – наклонился вперед Фенуку. Впервые за все время он заговорил со мной дружелюбным тоном, явно желая расположить меня к себе.
Напрасно старается. Я скорее доверюсь кобре, чем ему. Однако проверять на себе, что сделает с моим языком богиня правды и справедливости Маат, если я вздумаю солгать, мне тоже не хотелось.
– Он действительно кое-что рассказал мне, сэр, но к тому времени я и сама уже довольно много знала. Прочитав о существовании уаджетинов, я принялась складывать крупицы информации и пришла к выводу, что эти люди некогда получили на хранение артефакты богов…
– Вам и об этом известно? – с отчаянием в голосе воскликнул верховный жрец. – Остался ли у нас хоть один секрет, о котором вы еще не знаете?