Теория и методология зарубежного литературоведения: учебное пособие
Шрифт:
Ржевская Н.Ф. Литературоведение и критика в современной Франции. М., 1985.
Грецкий М.Н. Французский структурализм. М., 1971.
Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М., 1977.
Риффатер М. Формальный анализ и история литературы // Новое литературное обозрение. 1992. № 1.
Эко У. Отсутствующая структура. СПб., 1998.
Тема 8. Постструктурализм: новый облик герменевтики
Постструктурализм представляет собой совершенно новую форму герменевтического подхода. Преодолев безразличие структурализма к уникальной семантике произведения и субъектам ее производства (автору и читателю), постструктурализм обращается к вопросу о субъективных
В общем, постструктуралисты продолжают рефлексию структурализма о «логике порождения смыслов» (Р. Барт), но уже имея в виду не универсальные безличные объективные законы, которым подчиняется литература, а смыслотворческую деятельность ее субъектов – автора и читателя. В то же время постструктуралистские размышления складываются в полемике со всеми предшествовавшими критическими школами, касавшимися этой проблематики. Не случайно И. Ильин определил постструктурализм как «парадигму критик». В рамках каждого параграфа данной темы мы сосредоточимся на тех аспектах постструктуралистской полемики с более ранними формами критического знания, на почве которых сложилась оригинальная постструктуралистская теория и методология исследования литературных феноменов, получившая общее название деконструкции.
§ 1. В полемике с идеей художественной коммуникации: текстовый анализ Р. Барта
Один из первых анализов деконструктивистского типа, текстовый анализ Ролана Барта, вырастает на почве полемики постструктурализма с феноменологической концепцией литературы как коммуникативного события – события диалога сознаний (авторского и читательского) или события диалога читателя с текстом. В рамках постструктуралистской теории идея коммуникативности литературы отвергается: с точки зрения теоретиков литературоведческого постструктурализма, в акте чтения никакого диалога между автором и читателем, равно как и между читателем и текстом, не происходит, поскольку произведение «принудительно», «репрессивно» как по отношению к автору, так и по отношению к читателю.
Свое теоретическое обоснование эта идея получила в рамках постструктуралистской критики языка. Ее главное содержание составляет тезис о том, что язык есть система навязывания смыслов и форма господства идеологии, он осуществляет тиранию в отношении индивидуального сознания, принуждая человека к определенному мировидению. Такого рода критика языка была предпринята, в частности, в учении Р. Барта о коннотативном уровне языкового знака, в учении М. Фуко об историческом бессознательном, в учении Ж. Лакана о языковой личности. Кратко проясним содержание этих учений.
По Барту, власть языка над сознанием обеспечивает коннотативный уровень знака. Учение о коннотативном уровне знака Барт разрабатывает, отталкиваясь от лингвистической идеи о том, что в знаке сосуществуют два вида значений: денотативные (первичные, буквальные, эксплицированные) и коннотативные (скрытые, дополнительные, подразумеваемые, вызывающие вторичный смысловой эффект). Благодаря коннотациям и осуществляется навязывание сознанию тех смыслов, в которых заинтересована господствующая идеология. Для прояснения механизма воздействия коннотативного уровня знака на сознание реципиента обратимся к оригинальному примеру Р. Барта. В статье «Риторика образа» [6] он, в частности, анализирует название французской фирмы, производящей макароны, – «Пандзани». В денотативном плане этот словесный знак обозначает название фирмы, производящей макароны. В то же время этот знак благодаря особому сочетанию звуков в его акустическом образе обладает коннотациями, призванными вызвать у потребителя ассоциации с Италией – страной, которая является родиной макарон, – и таким образом предопределить его выбор. Посредством
6
Этот пример также является предметом разбора у Г.К. Косикова в его предисловии к русскому изданию книги Р. Барта «S/Z» (Косиков Г.К. Идеология. Коннотация. Текст//Барт P. S/Z. M., 1994).
Человек, по Барту, является «пленником языка» не только потому, что его сознание находится во власти коннотаций, навязывающих ему мировидение, но и потому, что, обращаясь к языку как средству самовыражения, человек вынужден пользоваться словами, уже «населенными чужим смыслом». Поэтому, заключает Барт, «язык несамостоятелен, стаден, в каждом знаке дремлет одно и то же чудовище, имя которому стереотип», и, следовательно, ни о какой языковой коммуникации не может быть и речи: в языке действуют только механизмы подавления и навязывания смыслов. «Говорить, – пишет Барт, – это акт подчинения».
С других позиций критику языка предпринимает Жак Лакан, выдвинувший концепцию языковой личности. В соответствии с этой концепцией, человек как неповторимая индивидуальность не существует, ибо и его сознание, и его бессознательное формируются другими людьми – носителями культуры и ее языка. Сознание в рамках этой теории рассматривается как образованное суммой воспринятых текстов, а бессознательное – как «дискурс Другого» (Лакан). Язык, следовательно, превращает индивидуальность в фикцию.
Идея языковой детерминированности человеческого сознания разрабатывается и Мишелем Фуко. В работе «Слова и вещи» он вводит понятие «историческое бессознательное». Это новый вид бессознательного, который наряду с индивидуальным и коллективным бессознательным существует в психике человека. Если индивидуальное бессознательное детерминировано, по Фрейду, личным травматическим опытом человека и теми влечениями, которые оцениваются в культуре как асоциальные, если коллективное бессознательное, по Юнгу, детерминировано общечеловеческим опытом, то историческое бессознательное, по Фуко, детерминировано эпистемой. Под эпистемой Фуко понимает систему взглядов, идеологию, точнее – совокупность тех представлений, которые функционируют в рамках той или иной эпохи в качестве научных, бесспорных, безусловных истин. В истории человеческой цивилизации Фуко выделил пять эпистем: античную, средневековую, ренессансную, классический рационализм и современность (с начала XIX в.). По Фуко, каждая эпистема порождает свою систему знаков, в которой выражается ее идеология, для каждой эпистемы характерен свой способ языкового господства над сознанием человека, формирования и трансляции представлений. Таким образом, детерминация сознания в рамках каждой эпистемы осуществляется посредством языка.
Поскольку литература является языковым феноменом, она также рассматривается в качестве «механизма для внушения культурных стереотипов» (Г.К. Косиков). Причем «принудительность» литературы обосновывается и в отношении читателя, и в отношении автора.
По отношению к читателю принудительная власть произведения трактуется в том плане, что оно внушает смыслы и навязывает стереотипы восприятия: читая произведение, читатель, дескать, глотает «наживку» идеологических смыслов.
По отношению к автору принудительная власть произведения связывается с тем, что автор вынужден складывать свое произведение из готовых стилевых, жанровых, композиционных, сюжетных, языковых стереотипов. На почве этой идеи в рамках постструктуралистской рефлексии (в творчестве М. Фуко и Р. Барта в первую очередь) возникла теория смерти автора, соответственно которой автор не является сознательным, суверенным и единоличным создателем своего произведения: он не сочиняет его, а воспроизводит в акте письма клишированные формы.