Теория справедливости
Шрифт:
4. ИСХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ОБОСНОВАНИЕ
Я говорил, что исходное положение — подходящий исходный статус-кво, который гарантирует, что фундаментальные соглашения, достигаемые в нем, являются честными. Этот факт объясняет имя
«справедливость как честность». С моей точки зрения, одна концепция справедливости более разумна по сравнению с другой, или более обоснована, если рациональные личности в исходном положении могли бы выбрать свои принципы вместо тех или иных принципов справедливости. Концепции справедливости должны быть ранжированы согласно их приемлемости для личностей, поставленных в некоторые обстоятельства.
Понимаемая в этом смысле проблема обоснования разрешается путем дискуссии относительно того, какие принципы было бы рационально принять при данной договорной ситуации. Это связывает теорию справедливости с теорией рационального выбора.
Если этот взгляд на проблему обоснования подтвердится, мы должны будем,
Но как мы можем решить, какая интерпретация является наиболее благоприятной? Я предполагаю, есть общее согласие, что принципы справедливости должны быть выбраны при определенных условиях. Для обоснования конкретного описания исходной ситуации следует показать, что она включает общераспространенные и общепринятые посылки. При этом надо аргументировать от широко приемлемых, но слабых посылок, к более специфическим заключениям. Каждая из предпосылок должна быть сама по себе естественной и правдоподобной; некоторые из них могут казаться невинными или даже тривиальными. Цель договорного подхода заключается в установлении того обстоятельства, что взятые вместе, они налагают определенные ограничения на приемлемые принципы справедливости. Идеальным результатом было бы то, что эти условия однозначно определяют множество принципов. Но я был бы удовлетворен в том случае, если бы их оказалось достаточно для того, чтобы занять место основных традиционных концепций социальной справедливости.
То обстоятельство, что исходное положение характеризуется несколько необычными условиями, не должно вводить в заблуждение. Идея тут заключается в том, чтобы сделать явными разумные ограничения на аргументы в пользу принципов справедливости, и следовательно, на сами эти принципы. Таким образом, при выборе принципов кажется разумным и приемлемым, что никто не должен получить преимущества или испытывать тяготы за счет естественных случайностей или социальных обстоятельств. Вероятно, все согласятся в том, что было бы невозможно приспосабливать принципы к обстоятельствам нашего собственного случая.
Далее, мы должны гарантировать, что частные устремления и наклонности, а также концепции личности в отношении ее блага не воздействуют на принимаемые принципы. Цель состоит в отказе от тех принципов, которые, какими бы ни были шансы на их успех в этом, были бы рациональны для человека, знающего лишь определенные, несущественные с моральной точки зрения, вещи. Например, если бы человек знал, что он богат, то мог бы посчитать рациональным выдвижение принципа, согласно которому различные налоги на состояние рассматривались бы как несправедливые. Если бы он знал, что он беден, он, вероятно, предложил бы противоположный принцип. Чтобы представить желаемые ограничения, нужно вообразить ситуацию, в которой каждый лишен подобного рода информации. Исключается знание тех случайностей, которые ведут к разногласиям среди людей и позволяют им руководствоваться предрассудками. На этом пути мы естественно приходим к понятию занавеса неведения. Эта концепция не приведет к трудностям, если мы будем иметь в виду ограничения на аргументы, которые она стремится выразить. В любое время мы можем, так сказать, войти в исходное положение, просто следуя процедуре, а именно, аргументируя в пользу принципов справедливости согласно этим ограничениям.
Кажется разумным предположить, что стороны в исходном положении равны. То есть все имеют те же самые права в процедуре выбора принципов; каждый может сделать предположения, выставить причины в пользу их принятия, и т. д. Ясно, что цель этих условий состоит в представлении равенства между человеческими существами как моральными личностями, как созданиями, которые имеют свою концепцию блага и способны к чувству справедливости. Основу равенства должно искать в похожести людей в этих двух аспектах. Системы целей не ранжированы по ценностям. Каждый человек имеет необходимую способность понимать принятые принципы и действовать в соответствии с ними. Вместе с занавесом неведения эти условия определяют принципы справедливости как честности, на которые рациональные личности, преследующие собственные интересы, согласятся как равные, не имеющие преимуществ друг перед другом за счет социальных и естественных случайностей.
Есть, однако, другая сторона в обосновании конкретного описания исходного положения. Отвечают ли принципы, которые должны быть выбраны, нашим убеждениям о справедливости, или являются ли их приемлемым естественным расширением? Мы можем установить, приведет ли применение этих принципов к тем же самым суждениям о базисной структуре общества, которые мы делаем интуитивно и к которым мы испытываем величайшее доверие, или же в случаях, где наши нынешние суждения находятся под сомнением и принимаются с сомнением, эти принципы предлагают решение, которое мы можем, обдумав, принять. Есть такие вопросы, на которые должен иметься определенный ответ. Например, мы уверены в том, что религиозная нетерпимость и расовая дискриминация несправедливы. Мы полагаем, что тщательно изучили эти вещи и пришли к заключению, что то, во что мы верим, — беспристрастное суждение, не искаженное излишним вниманием к нашим собственным интересам. Эти убеждения — наши временные опорные точки, с которыми должна сопоставляться любая концепция справедливости. Но у нас гораздо меньше уверенности в том, что считать правильным распределением богатств и власти. Здесь мы ищем способы развеять эти сомнения. Мы можем проверить интерпретацию исходной ситуации через способность ее принципов обеспечивать вывод наших самых твердых убеждений и указать направление там, где это необходимо.
В поисках наиболее предпочтительного описания этой ситуации мы идем с двух сторон. Мы начинаем с такого ее описания, которое представляет общепринятые и предпочтительно слабые условия. Мы смотрим тогда, достаточно ли сильны эти условия, чтобы дать значимое множество принципов. Если это не так, мы ищем другие равно разумные предпосылки. Но если это все-таки так, и эти принципы согласуются с нашими убеждениями о справедливости, тогда все в порядке. Однако такого согласования может и не быть. В этом случае мы имеем выбор. Мы можем либо модифицировать описание исходного положения, либо ревизовать наши существующие суждения, потому что даже суждения, взятые нами временно в качестве базисных, могут быть изменены. Совершая подобные челночные движения — то изменяя условия договорных обстоятельств, то изменяя наши суждения и подчиняя их принципам, рано или поздно мы находим такое описание исходного состояния, которое выражает разумные условия и дает принципы, отвечающие нашим суждениям, должным образом откорректированные и адекватные ситуации. Такую процедуру я называю рефлективным равновесием7. Это — равновесие, потому что, наконец, наши принципы и суждения совпадают, и оно рефлективно, потому что нам известно, каким принципам отвечают наши суждения, а также посылки их вывода. На какое-то время все в порядке. Но это равновесие не обязательно устойчиво. Оно подвержено потрясениям после дальнейшего введения в рассмотрение условий на договорную ситуацию и конкретных обстоятельств, которые могут заставить нас ревизовать наши суждения. Но на некоторое время мы приходим к согласованным взглядам и полагаем наши убеждения о социальной справедливости обоснованными. Мы достигли концепции исходного состояния.
Я не буду, конечно, следовать описанному процессу буквально. Но тем не менее, мы можем рассматривать интерпретацию исходного положения как результат такой гипотетической рефлексии. Она представляет попытку совместить внутри одной схемы разумные философские условия на принципы и наши обдуманные суждения справедливости. При конструировании удовлетворительной интерпретации исходной ситуации не делается апелляции ни к самоочевидности в традиционном смысле, ни к общим концепциям или конкретным убеждениям. Я не требую, чтобы принципы справедливости были необходимыми истинами или же выводились из таких истин. Концепция справедливости не может быть дедуцирована из самоочевидных посылок или условий на принципы; напротив, ее обоснование — это дело взаимной поддержки многих рассмотрении, которые складываются в один согласованный взгляд.
И последний комментарий. Нам желательно, чтобы принципы справедливости были обоснованы потому, что на них согласились бы в исходной ситуации равенства. Я сделал упор на то, что эта исходная ситуация является чисто гипотетической.
Естественно спросить, почему, если такого соглашения никогда не существовало в действительности, мы должны проявлять интерес к моральным или каким-либо еще принципам. Ответ состоит в том, что условия, включенные в описание исходного положения, именно такие, которые мы принимаем в действительности. Или, если мы не делаем этого, нас можно было бы убедить сделать это через философское размышление. Каждый аспект договорной ситуации может быть достаточно обоснован. Таким образом, мы объединяем в одну концепцию различные условия на принципы, которые мы уже готовы в ходе рассмотрения признать разумными. Возникающие при этом рамки рассмотрения выражают нашу готовность к некоторым ограничениям честных условий социальной кооперации. Следовательно, один способ рассмотрения идеи исходного положения состоит в том, чтобы полагать исходное положение в качестве разъяснительного механизма, суммирующего смысл этих условий и помогающего нам извлечь из них следствия. С другой стороны, эта концепция также является интуитивным понятием, подлежащим самостоятельной разработке, дающей более ясную точку зрения, из которой мы можем получить лучшую интерпретацию моральных отношений. Мы нуждаемся в концепции, которая обеспечит перспективное видение нашей цели: интуитивное понятие исходного положения делает это для нас8.