Теперь или никогда

Астахова Людмила Викторовна

Живым мужчина ощущал себя лишь отчасти, в тех немногих местах, куда не достали кулаки эрны Кэдвен. Лучше убила бы, честное слово.

Как жить теперь, никто не знает? Вот-вот.

– Свяжите меня, эрна. И покрепче. – Удаз протянул руки. – Я за себя не отвечаю.

Средь помешанных на самоконтроле диллайн нападение на доверившуюся тебе женщину расценивалось как несмываемый позор, как если бы взрослый мужчина обмочился в общественном месте. Подштанники-то высохнут, а желтое пятно на репутации останется.

«Ну, так и есть! – Грэйн не выдержала и зарычала, а потом зло сплюнула. –

Боги, ну за что мне все это, а?! Ну что это будет теперь за жизнь, какое может быть выполнение задания, если через две минуты на третью придется оглядываться на этого недопеска?!»

– Когти Локки, зато я за тебя отвечаю, щенок недоделанный, – не скрывая досады, посетовала эрна Кэдвен и проворчала: – Вот не было мне горя, только сбесившегося смеска на цепь сажать! Куда тебя сейчас связывать, тебя перевязывать впору… Так, – она встряхнулась и огляделась. – Сейчас разберемся. Нужен свет…

Свеча, помнится, стояла на столике у кровати, но и кровать, и столик сейчас были перевернуты, а потому светильник Грэйн нашла не сразу. К счастью, кремень и кресало не потерялись в неразберихе. Когда развороченная комната осветилась дрожащим огоньком свечи, ролфийка покачала головой и присвистнула. Любопытно, что обо всем этом думает домовладелец? Или за несколько лет ролфийской аренды предприимчивый индарец и не к такому привык?

Обезвреженный безумец лежал там, куда Грэйн его уронила, и выглядел немногим лучше дохлого безумца. На ролфи он не смотрел. Стыдно, что ли? Ну-ну.

«Убей меня, эрна. Пырни ножом и выброси в канал. Никто и не вспомнит, и не осудит. Или сдай в лекарский дом для безумцев. Говорят, таких, как я, там сажают в железную клетку и поят опийной настойкой». Ему и впрямь хотелось бы провалиться в забытье, вызванное дурманом, перестать чувствовать этот отвратительный привкус неудержимой похоти. Диллайнская половина натуры Удаза Апэйна преисполнилась гадливости, а ролфийская – требовала немедленного наказания. За годы изгнания бывший тив достаточно насмотрелся на родичей своей матери, чтобы понять – его отвратительные наклонности не свойственны ролфийскому характеру.

Диагноз остался прежним – выродок. Он – выродок. Таких надо топить сразу после рождения, чтобы не позорили оба народа.

«Убей меня, эрна. Или я убью тебя… потом… когда ты снова отвернешься».

Эрна Кэдвен поставила свечу на чудом уцелевшую табуретку и перевернула безвольного Удаза на спину. «Эк я его…» – с истинно ролфийским удовлетворением подумала она, в то же время с грустью осознавая: а ведь не поможет. Злосчастного смеска можно избивать регулярно, каждый вечер перед сном, а на ночь вообще сажать на цепь, но его бешенство никуда не денется. Оно в крови, от него нельзя избавиться – можно лишь научиться этим управлять…

– Сейчас посмотрим… – Она грубовато ощупала его в поисках переломов. – Надо же, даже ничего не сломала, кажется… – а потом жестко взяла за подбородок и развернула лицом к себе: – В глаза смотри!

Он с огромным трудом заставил себя встретиться взглядом с женщиной. Проще столкнуться на лесной тропе с матерой волчицей и переиграть ее в гляделки, цена которым – жизнь и не перекушенное горло.

Показалось? Или нет?

Нет, ну точно, вот же оно… Грэйн вглядывалась пристально, все-таки не желая отказываться от последней глупой надежды. Но нет, деваться некуда. Волчья прозелень в совиных желтых глазах. Сейчас – уже тающая, почти незаметная, но она вернется, а вместе с нею вернется и бешенство. Направленное, к слову, на нее, на Грэйн эрн-Кэдвен. Боги не ошибаются и никогда и ничего не делают просто так.

Ролфи вздохнула и, отпустив его, отряхнула руки. Ну что ж, раз луны судили так, то – да будет так. Разве можно теперь его бросить? Уж на что Грэйнин мерин был упрямой и склочной скотиной, уж как она его кляла и грозилась пустить на колбасу, а стоило угрюмой подлой твари потеряться, эрна Кэдвен пол-Конрэнта перерыла в поисках. И ведь нашла. А это – не лошадь и не пес, это – человек.

– И давно с тобой это? – спокойно спросила она.

– С тех пор, как ты сожгла Синхелмский храм, – честно признался Удаз. – Я ничего не могу сделать с собой. Ты… наваждение. Вот уже четыре года. Сумасшествие.

Он говорил отрывисто, резко, выдавливая из себя каждый звук, словно любое произнесенное слово обжигало нёбо.

– Почему не сказал сразу? – Ролфийка поморщилась. – Это же кровь, глупый, просто смешанная кровь рвет тебя на части. Не самое страшное, что может случиться со смеском. Я могла тебя убить. Тогда и теперь.

– Лучше бы убила. Не было бы четырех лет позора.

Что это – платить самым сговорчивым шлюхам за «шалости», выпрашивать у едва сдерживающихся от глумливого хохота ролфи вожделенный мундир, слыть чокнутым извращенцем, ненавидеть собственное падение и тем не менее катиться вниз без малейшей попытки сопротивления – если не позор и дерьмо?

Грэйн нехорошо ухмыльнулась, наблюдая эти душевные терзания. А ты как думал, совиный сын? Когда боги зовут и требуют, человек всегда сопротивляется. Как иначе можно приблизиться к ним, если не через огонь и боль? Знать бы еще, почему богини ролфи выбрали именно этого смеска и тянут теперь его к себе за шкирку… и кто из них его тянет? Локка или Морайг взглянули на Удаза Апэйна, диллайнского тива и всего лишь на четверть ролфи, глазами Грэйн?

Быть орудием в руках божества – не самое приятное чувство. Но быть объектом внимания… объектом охоты божества – гораздо хуже.

– Да ты даже представить себе не можешь, куда бы ты попал, если б убила. Позор. Ха! А ты чего ждал, полукровка? Что стать волком так легко?

– Я не выбирал, кем быть! Я всю жизнь был диллайн, тивом и магом, я всегда ненавидел ролфи. И я не хотел становиться волком.

– Ты всю жизнь был рабом и харчем для своего совиного бога! – свирепо оскалилась Грэйн. Он еще жалуется, упертый смесок! Да тот же князь Эск… что отдал бы он за то, чтобы лишь тень такой надежды получить?! Впрочем, Удаз же не знает… Так разъясним! – Пищей ты был, бараном на бойне! Блюдом на его столе! Ты не хотел становиться волком? Ты хотел оставаться маленькой розовой свинкой, ты, мясо? Корм. Хотя нет, ты же был не только кормом, а еще и поваром, бывший тив! Тогда радуйся, что боги и твоя кровь выбрали за тебя!