Теперь или никогда
Шрифт:
– Нет. Скорее попытка исправить собственные ошибки многовековой давности. Мы были слишком добры и милосердны к покоренным.
– О! Кто же теперь планируется на роль покоренного народа? Неужели невкусные полукровки? – полюбопытствовал князь крови.
– Ты забываешь, с кем разговариваешь, Эск.
Херевард наклонился так, чтобы заглянуть Аластару прямо в глаза. Когда Эску было пять лет, этот свирепый взгляд его пугал до немоты, было дело. Кто забыл, что с той поры миновало триста лет? Кому-то напомнить, что уже после пятидесяти прожитых годов заметная разница стирается?
– С
Пятилетнему постреленку за дерзкие речи можно и по губам с размаху съездить. А что делать со взрослым мужчиной, которого испугать еще труднее, чем удивить?
– Ошибаешься – опасно и страшно.
– Не думаю. Раз я здесь и ты меня снова собираешься сломать, значит, я попал в самую точку.
– Ты прочитал одну страничку, вырванную из огромной толстой книги, и теперь искренне считаешь, будто понял замысел сочинителя? Это же смешно.
– Нет, не смешно. Когда видишь перед собой умного человека, умудрившегося почти тысячу лет обманывать самого себя, – это совсем не смешно, Оро.
– Благословенный Святой, – мягко поправил тот.
– Теперь – нет. От того, что ты вылавливаешь половником для него… – Аластар дернул подбородком куда-то вверх, – самые лакомые кусочки, святости в тебе – как костного мозга в ребрах.
Уязвили не слова, а этот небрежный жест. А еще – упрямое ожесточение в непроницаемой совиной желтизне очей одержимого князя, которое можно выжечь только раскаленным прутом вместе с содержимым глазницы.
– Где логика, Эск? Я знаю то же самое, что и ты, и даже гораздо больше, давно знаю, но продолжаю верить, верить всем сердцем. Предвечный даровал нам, диллайн, огромное преимущество – мы зрим его Силу и Волю воочию, хоть каждый день, и чем сильнее Вера…
– Да-да! Я помню – чем сильнее наша Вера, тем больше твоя Сила! – прорычал Аластар. – Моему отцу не помогла Вера.
– Кто? – Херевард глумливо расхохотался. – Хевахайр Эск верил? Он даже в тебя не верил, изводя твою мать подозрениями в неверности. Так что проблема вовсе не в чистоте крови.
– Согласен. Проблема в том, что вы призвали вовсе не бога, а эгрегора. Сущность, которая поедает души, а испражняется магией.
Аластар даже не надеялся, что когда-нибудь ему представится возможность выплюнуть эти слова в лицо Благословенному, увидеть своими глазами бешеную, истинно диллайнскую ярость. А уж просто плюнуть… Что-что, бить Херевард умел – резко, невероятно метко и больно, так, чтобы звенящая голова едва не отделилась от тела. Пересохший рот тут же наполнился кровью из разбитой губы.
– Щенок паршивый!
Аластар прицельно плюнул и попал, пожертвовав ради исполнения мечты драгоценным глоточком жидкости. Ему не будут давать пить, есть и спать еще несколько дней, подготовив таким образом к употреблению магом.
– Надеешься, что я прикажу тебя повесить? Нет уж, второй такой же ошибки, какая вышла с Лерденом Гарби, я не повторю. Ты мне все-все расскажешь – и про заговор, и про ваши планы, и про устремления Вилдайра Эмриса.
– Уверен? – оскалился розовыми от крови зубами Эск.
– Абсолютно.
Ох, как давно Аластар Эск так счастливо не хохотал. Разве его своевременный визит на Ролэнси – это не благоволение самой Меллинтан? Не знак ли правильности выбранного пути?
В это время стены и пол узилища как-то странно дрогнули. Будто от близкого взрыва. Эск догадался первым. Отвергнутая богиня диллайн говорила с предателями густым жестким басом. Это били по городу пушки «Меллинтан» – дальнобойные карронады, для которых неподвижные цели – мечта всей их чугунной жизни.
– До вечера, – буркнул Херевард на прощание. – До следующего вечера, Эск.
«Я постараюсь выстоять, я буду сильным, я удержусь», – мысленно твердил Аластар, заранее зная, что его ждет.
Но выдержать магическую атаку на свой измученный бессонницей разум он жаждал даже сильнее, чем выжить. Один раз он уже проиграл. Но тогда у него не было Меллинтан.
Грэйн и Удаз
Грэйн эрна Кэдвен гневалась. К счастью для присмиревшего и преисполненного надежды ир-Апэйна, гневалась ролфийка вовсе не на него. Как раз бывший тив Грэйн весьма радовал: в ночи больше не подкрадывался с целью то ли изнасиловать, то ли придушить, истерик не устраивал, страдания переносил с почти ролфийской сдержанностью и исправно докладывал… э-э… покровительнице?.. о малейших изменениях в сознании. То бишь выполнял все ее инструкции в точности. Видно, диллайнская тщательность и ролфийская исполнительность все-таки способны благотворно сосуществовать в одном человеке. Но самое главное – от него была польза, и ощутимая.
Тренированная многолетними трудами память бывшего тива сохранила в своих недрах ту самую страничку-копию, которую лорд Конри не удосужился показать своей посланнице. И не так уж важно, в точности ли Удаз воспроизвел непонятный рунический шифр записи, главное, что единственную доступную прочтению строчку он накрепко запомнил. «Писано посвященной Глэнны, хранимо Аслэйг эрн-Акэлиэн». Итак, у Грэйн теперь было имя, тот самый хвостик нитки, за который можно попробовать размотать весь клубок. А еще – был старинный дом, в котором до недавнего времени жила некая ролфийка, хранившая рукопись… Апэйн вспомнил даже, как именовал ее покойный Ланистир. Тарвен Акэлиа.
«Ага! – подумала Грэйн. – Дочь или внучка, сменившая имя на более привычное современному слуху». Но тут нить опять обрывалась: женщина мертва, дом описан и продан. Был еще какой-то смутный слух о некоем наследнике, но тут бывший тив не мог ничем помочь. Сидя в долговой тюрьме, сложно отслеживать сделки по купле-продаже индарской недвижимости.
– Ну, должна же быть некая контора, занимающаяся учетом таких вещей, – рассудила ролфийка, привыкшая к строгим порядкам родного княжества.
– Есть, – кивнул Удаз. – А как же. Ведь с каждой совершаемой сделки взимается пошлина и с продавца, и с покупателя, а земля в Индаре стоит очень дорого. Оформлением сделок занимается серьезное учреждение – Учетная палата недвижимого фонда…