Теперь с тобою вместе я
Шрифт:
Люба, продвигаясь к душу на выходе с пляжа, долго не могла успокоиться и продолжала бурчать:
— Грузинская скотина, мразь приставучая, увидел беленькую девочку и слез с катушек.
А ты чего Лёва стоял, как телёнок, не мог ему сказать парочку ласковых?
— Любочка, так твоих хватило за глаза, весь пляж довела до хохота.
Люба повернулась к сестре:
— Верка, тебе срочно надо завести парня, а то эти подонки не дадут тебе прохода, будут в открытую бабки предлагать и звать в ресторан
— Люб ты же не думаешь…
— А я думать не хочу, а просто тебя предостерегаю.
Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать куда это ведёт, вникнуть в эту обстановку и в нравы местного мужичья.
— Люба, а почему ты его называла грузином?
— А, кто он, если не грузин, попробуй их отличи от настоящих. Представляешь, они называют себя евреями выходцами из Грузии.
Инцидент на пляже был только прелюдией к будущим приставаниям к ней местных мужчин, потому что Вера всё чаще выходила из дому, самостоятельно посещая магазины, встречаясь с новыми знакомыми по ульпану, да, и просто иногда сбегала, куда глаза глядят, чтобы не слушать вечные ворчания и поучения сестры.
Через два месяца девушка поняла, что денег от пособия, получаемых ею в рамках корзины абсорбции, начинает катастрофически не хватать, потому что она прикупила себе немного приглянувшихся вещичек — две пары джинсов, несколько кофточек, симпатичное платье и осенние туфельки, и в кошельке образовалась дыра.
Надо же, в один из ближайших вечеров, Люба зашла к ней в комнату с какими-то бумажками и объявила, что пришли хешбоны (счета) за воду, газ и электричество и, что с Веры причитается сумма в размере двести пятьдесят шекелей.
— Любочка, а у меня осталось только чуть больше сотни, подожди недельку, пока я получу корзину.
Старшая сестра буквально задохнулась от злости.
— Ты, моя красавица, что думаешь, мы шекелёчки куём или нам с Лёвочкой они легко достаются?!
Я уже скоро, как два года буду в Израиле, а не купила себе ни одной такой шмотки, как позволила себе ты.
Бог с тобой, мы переживём и без этих твоих денежек, но на будущее закрепи в своих не путёвых мозгах, что за всё в этой жизни надо платить и не велика барышня, могла бы по вечерам где-нибудь и подработать.
— Люба, а где?
Я бы с удовольствием, а то болтаюсь большую часть дня, как неприкаянная.
— Ага, ты думаешь, что здесь работа под ногами валяется, что не видишь, сколько нашего люда наехало и все хотят подзаработать, а где, на всех взять этой подработки?!
— Люб, может быть куда-нибудь в магазин устроиться, я ведь была в Минске продавцом?
— Не смеши, тут на одно такое место десять просится, а у тебя ещё и языка толком нет.
Вот, что моя миленькая, если найдёшь никаён (уборка) или мыть посуду в ресторане, в каком-нибудь кафе, то это будет твоё счастье.
— Люба, я ведь могу убирать, ты ведь знаешь, что я не
Помоги, если можешь…
— Я тебе плохой в этом деле помощник, но спрошу у наших баб, может, кто-нибудь наведёт на никаён, ведь без протекции и на такую чёрную пахоту здесь не устроишься.
Действительно, через парочку дней, вернувшаяся с работы Люба сообщила сестре радостную новость, что её бухгалтеру нужна никаёнщица (уборщица), правда, та волнуется, а вдруг молодая девушка не справится, с работой на большой вилле, всё же два этажа, шесть комнат и куча подсобок.
— Верка, не подведи меня, чёрт его знает, что она ещё придумает на твои руки.
— Любочка, но ведь этой работы мне хватит на целый день.
— А ты, что хотела, конечно, пропустишь когда-нибудь ульпан, в общении с ивритоговорящими быстрей наблатыкаешься в языке, чем за партой.
Мой Лёвочка даже двух недель не посещал ульпан, а вон, говорит, и неважно, что с ошибками и многое не понимает, но главное, его понимают, и тебя поймут, когда им будет надо.
— Хорошо, я согласна.
— Ещё бы, не согласиться, я чуть уговорила нашу Ронитку, ты не представляешь, как она крутила носом, узнав, что тебе всего восемнадцать лет.
В назначенный день, за Верой заехала на своей машине работодательница — бухгалтер Любы и отвезла к себе на виллу.
Девушка, глянув на дом, впала в панику — это же, сколько надо времени, чтобы убрать такую домищу…
Ронит, так звали хозяйку, провела её по комнатам, подсказала, где брать моющие средства, показала откуда начинать уборку и где заканчивать и уехала на работу, заявив, что в середине дня, она покажется, чтобы проконтролировать работу.
Хозяйка уехала, а Веру охватила уже настоящая паника.
Несколько минут девушка смотрела ошалевшими глазами на огромное помещение, на лестницу на второй этаж, мебель, кухню… и ужас накатывал на сердце, заставляя вспотеть, не приступая ещё к работе, но она взяла себя в руки, отогнав все посторонние мысли, и начала уборку со второго этажа, где располагались спальни четырёх детей.
Зайдя в первую, ужаснулась — на разобранной кровати и полу валялись кучей одежда вперемешку с обувью.
На письменном столе и на книжных полках были разбросаны магнитофонные кассеты, бумажки от жвачек и конфет и прочий мусор, а может быть и нужные вещи.
Вера решила для себя не задумываться ни о чём, а приступить к работе, а там будет видно.
Переодевшись в спортивные штаны и майку, она собрала с кровати и пола одежду и сложила в стопку, застелила кровать, навела порядок на письменном столе и полках, сложила всю разбросанную мелочь, выкинула мусор, вытерла пыль и посмотрела на часы… провозилась больше часа, никуда такое не годится, никто её не будет держать такую медлительную и платить семь шекелей в час. О сумме почасовой оплаты ей сообщила хозяйка перед тем, как уехать.