Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Меля внезапно возненавидела этих весёлых ребят. И тех конкретных, что она встретила на станции, и всех им подобных вообще. Но это была не бурлящая подростковая злоба. Это была скупая на чувства, но очень глубокая злоба. Злоба, которая не полыхает лесным пожаром, а мерно горит синеватым газовым пламенем.
Злоба эта пришла как-то сразу, практически в одну секунду. Меля и сама не заметила, как она появилась у неё. Она вообще не привыкла следить за своими чувствами. Меля никогда не рефлексировала. Она и слова-то такого не знала – рефлексия.
Меля жила проще. Она знала, что есть неписаные и вечные моральные нормы. Эти нормы были когда-то даны людям великим всемогущим Господом.
Хотя Меля и была ленивой, у неё было одно качество, которое выгодно отличало её от сверстниц. У неё была великолепная память.
Создатели трешёвых программ на телевидении не рассчитывали, что кто-то будет всерьёз запоминать то, что там говорилось. А Меля запоминала. Более того, она запоминала всё очень хорошо: каждый фактик лежал на своём месте в её прелестной детской головушке.
Меля не любила паясничать. Она твёрдо знала, что весь мир – ничто иное, как иерархия. Наверху – Бог, под ним – дьяволы, ангелы и разные духи, дальше – люди. Она знала, что рептилоиды существуют, и что война с ними будет. Она знала, что Россия давно порабощена мировым правительством, что даже господин президент – всего лишь кукла в руках заокеанских спецслужб.
Она знала это не только из фильмов РЕН-ТВ. Как-то раз она была дома у Крис, а там был старый большой компьютер. На нём Меля и посмотрела фильм «Россия с ножом в спине». Он глубоко потряс её. Этот фильм Меля обожала. После него она окончательно убедилась в том, что Россия – это колония Запада, русский народ подвергается геноциду, и конец близок, если всё это не остановить.
Меля никогда не задумывалась о своём теле. Она знала, что думать о нём, а тем более лишний раз рассматривать его – грех. Она знала, что такое секс, и знала, что это очень плохо. Поэтому о сексе она не думала. Только один раз она увидела как-то рекламу по ТВ, где был секс, и подумала: «Боже, какая мерзость!».
И сразу же переключила канал.
Меля ненавидела секс. Она толком и не понимала, зачем он нужен. Она знала, что каждая девушка должна состоять в браке и рожать много детей. Рожать много детей в браке – это хорошо. А вот рожать мало детей или не рожать из вовсе – плохо. Не состоять в браке – ещё хуже. Она не сомневалась, что секс – это очень плохо, и девушка должна хранить девственность до смерти.
Меля знала, что миром правит мировое правительство.
Это было логично.
«Если это весь мир, то и правительство у него должно быть мировое», – рассуждала про себя Меля.
Она не сомневалась, что в мире есть рептилоиды, что совсем рядом, в одном городе с ней, действуют масонские ложи, что где-то в затерянных деревнях обитают настоящие колдуны, и Россия вообще кишит нечистой силой. В этом уж Меля точно не сомневалась.
По ночам она по-прежнему говорила с призраками.
Меля вообще никогда и ни в чём не сомневалась. Она твёрдо знала, и всё. Ей не требовалось учиться, чтобы всё знать. Она знала, – и точка! Люди, которые сомневались, вызывали у неё лишь презрение.
Вот и эти подростки теперь вызывали у неё презрение и ненависть.
Но это были не те подростковые презрение и ненависть. Ненависть не съедала Меле душу, не забирала её
жизнь. В отличии от своих сверстниц, она не помешала ненависть в центр своего мира, не обносила её золотым заборчиком, не делала из неё культа. Те, кого она ненавидела, существовали на самой периферии её сознания. Они мельтешили где-то в уголках глаз. Люди были для неё подобны
Глава девятнадцатая. Просто жить.
А жизнь тем временем шла своим чередом. Меля и Крис закончили шестой класс. Перешли в седьмой. Потом и его с горем пополам закончили. Теперь они были восьмиклассницы.
Учиться Меля по-прежнему не хотела. Правда, теперь она начала читать книги. Началось это дело с того, что они с Крис как-то поехали на блошиный рынок. Он проходил ни то в Одинцов, ни то в Люберцах. Там они накупили кучу всякого барахла: в основном старые бабушкины шмотки из нулевых, а то и из девяностых, старый маленький телевизор Sony размером с чемодан и отличные серьги из посеребрённого железа с огромными зелёными фианитами.
На рынок они приехали с утра. Встали рано, часов в пять или шесть. К девяти утра добрались до места. Нашли друг друга не сразу.
На дворе стоял июль, и Солнце всходило рано. В семь часов на улице уже было было тепло. В девять начиналась адская жара.
Меля проснулась рано. Золотое Солнце уже уговор своими зайчиками на пыльных деревянных шкафах. Меля встала, лениво потянулась, сняла свои огромные пижамные штаны, переоделась в платье. Она умылась как следует и поехала бог знает куда на этот чёртов рынок. Людей на улицах было мало. Только таджики мели дворы своими мётлами.
В душной электричке, которую, кажется, не ремонтировали с восьмидесятых годов, Меля добралась до блошиного рынка. Рынок расположился на огромном пустыре, который местные жители использовали как парковку. Ещё там иногда проходили гонки на тюнингованных девятках – главное развлечение состоятельной молодёжи. Рядом находился чахлый лесок, где бегали бешеные ежи и енотовидные собаки. Под деревьями лежали горы мусора.
Меля обожала такие места. Так приятно бывает ехать летним утром на электричке по Подмосковью. За окном тянутся полные счета широколиственные леса. Проглядывающие сквозь их кроны солнечные блики пробиваются сквозь стёкла поела, скользят по заплёванному коричневому полу, по блестящим масляной краской старым скамейкам. Жутко трясёт. Ощущение, что сидишь в очень жёстком массажном кресле. Людей почти нет. Может, только пару бабушек в широких белых шляпах, цветастых платьях в пол и юбках войдут и сядут где-то в дальнем краю вагона и будут тихо читать газету ЗОЖ, изредка поглядывая в окно. Может, ещё скуластый, с тощим загорелым лицом работяга в спецовке и кепке-восьмиклинке и с ящиком инструментов в руках. Зайдёт толстая и важная контролёрша в синей форме. Потом пройдут коробейники, – мужчины и женщины, предлагающие всем за небольшую плату самые лучшие в мире лупы, обложки для паспортов, мороженое и другое добро.