Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
В политику Меля пришла странно. Ещё когда они дружили с Крис, им довелось пройти мимо коммунистического митинга. Это была та их последняя осень, когда Меля начала читать книги, а Крис – встречаться с мальчиками. В Москве тогда как раз прошли выборы в Госдуму. Коммунисты были недовольны фальсификациями.
Меля и Крис как раз гуляли по центру в тот день. Меля украла неплохой шарфик в одном из бутиков. Девочки уже собирались ехать домой, когда наткнулись на огромную толпу народа на Пушкинской площади. Что-то орали в мегафон ораторы, скандировали речевки активисты в красных дождевиках и толпа
Меля тогда оглядела толпу, и эта толпа очень ей не понравилась. Целомудренные женщины с суровыми, но добрыми лицами, старики в старых, но чистых куртках, выбритые наголо крепкие молодые люди в тяжёлых ботинках с красными шнурками, тощие очкастые студенты в растянутых свитерах. Меля с первого взгляда возненавидела этих людей своей глухой и невыразимой ненавистью. Но по-настоящему она вылезла в политику попозже, уже в колледже.
В колледже Меля училась исправно, но талантами особыми совсем не блистала. Была старательной троечницей. Русский язык у неё вела суровая пожилая женщина с худым, но не измождённым лицом, стальным взглядом, узкими монголоидными глазами и зачёсанными назад седыми волосами. Она одевалась всегда в строгие чёрные кофты и тёмные юбки. Муж у этой женщины был военный. Кажется, капитан или ктото ещё.
Меля ей понравилась. Она Меле тоже. В определённый момент случилось так, что эта суровая женщина предложила ямное прийти на собрание Союза истинно-православных женщин. Меля согласилась. Так она попала в правый движ.
Глава двадцатая. Зов.
Меля жила хорошо. Училась она, правда, неважно, но жила хорошо. Несколько пожилых преподавательниц очень её любили за взгляды. Особенно ей покровительствовала русичка. Директор – толстый, коротко стриженный мужичонка лет пятидесяти, не обращал на это покровительство никакого внимания. Он был занят исключительно своими связями в министерстве.
Меля почти не общалась с другими ученицами. С Крис общение тоже прервалось. Случилось как-то, что она внезапно написала Меле, когда та уже училась в колледже. Писала, спрашивала, как дела. Меля сначала долго не отвечала, а потом что-то ответила. Она уже и сама не помнила, что именно. Крис писала, что Меле необходимо найти себе парня, и тогда у неё всё будет хорошо. Меля не ответила. Она считала, что у неё и так всё хорошо. Тогда её удивила сама постановка вопроса.
«Найти себе парня… – думала она. – Как же глупо это звучит! Разве же парень – это вещь, которую можно найти в груде хлама?..».
Короче, общение они тогда не возобновили. Меля узнала, что в колледж Крис не поступила. После девятого класса она сбежала со своим парнем, а он потом бросил её. Крис решила стать эскортницей. К тому времени она плотно подсела на мефедрон.
Прошло ещё полтора года, и Крис нашли мёртвой в каком-то лесу на обочине узкой просёлочной дороги. Полиция не особо искала тех, кто сделал, но Мелю на всякий случай вызвали. Кто-то сказал, что они раньше общались, вот и решили узнать: вдруг Меля знает чтото. Но Меля ничего не знала. Убийц так и не нашли.
Меля не думала обо всём этом. Она не осудила Крис за её выбор, и не переживала потом из-за смерти бывшей подруги. Она жила в своём мире. У неё были свои увлечения, своя жизнь.
Она
– У тебя должна быть страничка во «ВКонтакте»! – говорила ей классная руководительница. – Я всем у кого нет говорила завести странички «ВКонтакте», чтобы вы могли заходить в нашу группу. Там выкладывают тестовые варианты экзаменов и контрольных работ!
В конце концов Меля поддалась воздействию, и завела себе страничку в ВК. Она заходила туда в лучшем случае раз в месяц, не чаще.
Мобильного телефона у неё тоже долго не было, и появился он примерно так же, как и страничка, и этот телефон был самый простой, кнопочный. Меля почти никогда не звонила по нему.
Девочки с её курса шептались за спиной, обсуждали её.
Иногда ей удавалась краем уза услышать их разговор. Меля не обращала на них большого внимания. Их мнение было ей попусту неинтересно. Она сама знала, чего хочет, и никто ей был не указ.
Девочки считали её странной. А когда Меля училась на последнем курсе, произошёл такой случай.
Это было в самом разгаре мая. День Победы уже миновал. На деревьях распускались молодые листочки. На фоне бледно-голубого неба нужно подрагивали салатовые капельки тощей московской зелени. Прохладный ветерок качал ещё не отошедшие от зимней стужи тонкие ветви. Кошки бегали по заросшему травой асфальтированному плацу, что расположился прямо возле вода в училище. Был грустный, меланхоличный солнечный день. Весенне солнце всегда грустное. Меля стояла в дверях и смотрела на эту природу. Был перерыв. До выпуска девушкам оставался всего где-то месяц. Тут к Меле подошла её однокурсница. Меля была в тёмной блузке с длинными рукавами, в длинной, в пол, юбке, в туфлях, которые не было видно. Однокурсница была в кедах и укорочённых широких джинсах, в майке с англоязычным принятом и больших тёмных очках.
Меля не помнила, о чём они говорили. Не потому, что у неё была плохая память. Просто она отвечала на вопросы машинально, почти не задумываясь и не особо вдаваясь в их суть. Так она всегда отвечала на те вопросы, которые казались ей странными. Так она говорила почти со всеми людьми. Очень немногие люди казались ей понятными. Единственное, что она запомнила тогда из разговора с той однокурсницей, так это те странные слова.
– Надо тебе парня искать, – сказала девушка как бы снисходительно, – а то так и будешь училкой для малолеток работать.
«Как странно, – подумала тогда Меля. – Я поступила в педагогический колледж, чтобы стать учительницей.».
Больше она об этом не думала. Она не считала это важным, и не хотела об этом больше думать.
Гораздо больше Меля думала о тех идеях, которые они обсуждали на собраниях Союза. А там постоянно обсуждали жидомасонский заговор, вышки 5G, чипирование и грядущий апокалипсис. Меля очень любила такие обсуждения.
– Нам необходимо защитить будущее нас и наших детей! – чеканила русичка из колледжа, стоя за рассохшейся кафедрой. Доски, из которых она была сколочена, покрывали десятки слоёв гладкой масляной чёрной краски.