Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Кожа на лице имела нездоровый желтоватый оттенок. Такой обычно бывает у рано начавших курить мальчиков.
Роста паренёк был небольшого. Метр тридцать пять, не больше. По телосложению – слабак. Дрищ, как у нас говорили. Хлюпик.
Ручонки у него были тонкие, как две плети, и вялые, как две дохлые рыбины. Его хилые, никогда не знавшие гантелей и отжиманий трицепсы к тому времени уже плотно обросли весело колыхавшимся при ходьбе нежным жирком.
Под майкой проступал небольшой животик.
У этого парня жир накапливался внизу живота. Пузико поэтому хоть и было невелико, всё
Когда мальчишка подошёл немного ближе, я смог разглядеть его задницу. Она была относительно небольшой, но при этом отличалась удивительно правильной круглой формой. Хорошая была задница.
Походка у парня была наглая, размашистая и при этом какая-то нервная.
Короче, по всем признакам было видно, что он ворюга.
Парень зашёл в туалет и сражу же заговорил там с одним своим товарищем. Даже дверь за собой не закрыл.
Манера разговора у этого товарища была специфическая. Он постоянно ошибался, заикался и шепелявил. Глаза у него постоянно бегали по сторонам. Когда мы говорили в помещении, мне казалось, он высматривает что-то в углах комнаты. В лицо собеседнику он не смотрел никогда.
А ещё шкет много матерился. Вот прямо двух слов без мата связать не мог, падла.
– Калосе, ну эт… – начинал он рассказывать о своей новой краже и тотчас запинался, впадал в ступор, думал о чём-то, а затем продолжал. – Блядь, сука, как ехо там, нахуй… Сука, бля!.. Калосе, иду я в ма-а-ака-а-си-ин… И-и-иду, блять, захозу, нахуй, кассил видит меня, пидолас, блядь, смотлит, сука… – тут он опять запинается, но на сей раз довольно быстро вновь ухватывает нить рассказа. – Ка-а-ак су-у-ука-а-а, блядь, смотлит! – внезапно вскрикивает мальчик, выкатывая глаза так, что можно подумать, будто у него болезнь Боткина. – Иду я, блядь, по колидолу мезду стеллазами. Иду, блядь, сука, иду… – новая пауза. – Кетсюп визу, сука, блядь, – на сей раз заговорщическим тоном говорит мальчишка, хитро потирая свои мокренькие ладошки. – Хватаю нахуй кетсюп аккуратненько так и за пазуху в калман его себе кладу нахуй, блядь. У-у-уф, к выходу иду нахуй, и тут плодавец на меня так смотлит, как сокол, блядь, блядский нахуй, а я как нахуй испухался, блядь, да как побежал, нахуй, сука, и кетсюп у меня в станах нахуй трясётся. Во со мной сто нахуй сёдня приклюсилось, блядь, нахуй! А кетсюп я тот назуй выкинул, блядь, в помойку, блядь, нахуй, потому что он нахуй плослоченный был, блядь, нахуй!
– Забавная история, – снисходительно произнёс я, заглядывая в сортир через дверной проём.
– А-а-а то-о-о ка-а-ак зе-е-е на-а-ахуй интеле-е-есная! – громко прошипел мальчик, всплеснув руками. – Плодавец, блядь, сука, нахуй, блядь, ёбаная! Пидолас, блядь, в лот ёбаный нахуй!
Так этот парень разговаривал всегда.
Учился он плохо. Занятия часто прогуливал. Вообще в школу он ходить не любил.
Гораздо больше ему нравилось слоняться по рынкам и вокзалам, торговым центрам и бутикам. Там он воровал.
Тащил этот парнишка всё, до чего мог дотянуться и что мог унести. Он мог утащить чужой багаж с вокзала, вынести пятьдесят плиток шоколада из какого-нибудь супермаркета, похитить свежую рыбину с прилавка зазевавшегося базарного торговца. И да, конечно, при каждом удобном случае он лазил по чужим карманам и сумкам в поисках заветного бабла.
И знаете, этот товарищ мог бы очень хорошо жить, если бы всё наворованное оставлял себе.
Но не судьба!
Шкет был тониным рабом. Ходил он тогда в третьей категории. Там он, собственно, и остался навсегда. Выше не поднялся.
А не поднялся вот почему.
Здоровье своё парень не щадил.
Когда мы с ним познакомились, ему было всего десять лет от роду, а он уже курил по две пачки «Беломора» в день, много пил, прочно сидел на винте и часто жрал бутират. Разумеется, на его здоровье это не могло не сказаться.
Впрочем, умер он вовсе не от передоза и не от рака лёгких.
Смерть его была сущим курьёзом.
В июля пятнадцатого года шкет пошёл со своими друзьями на Москва-реку. Искупаться ребятам захотелось.
Друзья эти все сплошь были закоренелые ворюги. Такие же, как и он сам.
Короче, пришла вся ватага на пляж. Пляж был дикий, необустроенный. Из посторонних никого там не было.
Мальчишки расположились на песке. Достали водку, достали наркоту. Принялись бухать и дуть, что было мочи. Напились как следует, обдолбались по самое не балуйся. Полезли в реку купаться.
Короче, утонул тот мальчишка в реке.
На его похороны собралась туча народа. Были там и Тоня Боженко с Юлькой Аввакумовой.
Аввакумова мне рассказывала вот что. Когда гроб уже опустили в могилу и начали эту самую могилу землёй засыпать, всё время молчавшая до того Тоня пустила скупую слезу и со сдержанной горечью в голосе важно изрекла: «Он мог бы стать настоящим вором!».
Кстати, матушка у парня была очень приличной женщиной.
Я прекрасно её запомнил. Слегка упитанная блондинка тридцати лет с очень добрыми, по-детски наивными зелёными глазами.
Говорят, она никогда не надевала штаны. Всегда ходила в длинных юбках.
Охотно верю. Я её, во всяком случае, в брюках или джинсах не видел ни разу.
На голове она всегда носила косынку.
Знаете, такие косынки женщины обычно надевают когда идут в церковь.
Косынку она носила не просто так. Эта женщина взаправду посещала церковь чуть ли не каждый день. Говорила, молится за грехи. Не только за свои, но и за чужие.
Добрая была женщина. Всем помогала. В благотворительных акциях участвовала постоянно.
А ещё она часто пекла пирожные, приносила их в школу и раздавала нашим ребятам. Просто так, даром.
Добрая была женщина. У нас её все любили.
Человеком она была очень мягким. Сыну своему ничего не запрещала. Ко всему прочему она была матерью-одиночкой. Много работала. С воспитанием собственного ребёнка она явно не справлялась.
И мальчика воспитала Тоня.
Ну, а уж к чему такое воспитание привело, – это вы уже знаете.
После смерти сына мать долго горевала. Года два не снимала траур.
Но потом как-то приободрилась, вышла замуж во второй раз, снова родила мальчика. Сейчас он уже пошёл в детский сад при нашей школе. Мать его снова печёт пирожные и приносит к нам в школу. На радость новым поколениям протоновцев.