Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
На спине у мужика сидел огромный уголовник. Он был одет в длинный чёрный макинтош не первой свежести. Ног его видно толком не было. Лицо его закрывала чёрная широкополая шляпа. Уголовник душил мужика гарротой.
Рядом стоял ещё один блатарь. Это был совсем молодой человек довольно приятной наружности. Он был одет в широкие брюки, в серую куртку из тонкой хлопчатобумажной материи. На ногах у него были туфли из чёрной кожи. На голове красовалась кепка-восьмиклинка. Парень старался сдвинуть её на лоб так, чтоб она закрывала лицо, но кепка была слишком мала для этого. Из-под кепки на лоб парня
«Сцена для Гран-Гиньоля» – гласила надпись под картиной.
В тониной гостиной было четыре двери. Одна вела в коридор, другая –столовую, третья открывала проход в комнату Тони, четвёртая – в спальню тониных родителей. Всё двери были деревянные резные. Тематика резьбы была та же, что и на двери в ванной.
Внезапно та дверь, что вела в столовую, открылась. В комнату вошла Соня.
На ней было кружевное платье из ярко-розового шёлка. Юбка спускалась до колен. На ногах у неё красовались белые балетки. Волосы были скручены в две небольшие косички. Каждая из них была затянута крупным белым бантом, вроде тех, что надевают на последний звонок выпускницы.
– Пойдёмте к столу, мальчики! – мягко сказала Соня, не глядя нам в глаза.
Мы вошли в столовую.
Там уже начинался кутёж.
Комната была прекрасна.
Почти всю её занимал длинный стол красного дерева.
Ой, хороший же это был стол!
Внешним видом он напоминал гроб. Гроб на колёсиках.
У него были толстые массивные ножки. Резные, разумеется. Поверхность стола была гладкая до невозможности. Она вся была хорошо отполирована, а затем покрыта лаком. Поверхности стола легко модно было разглядеть собственное отражение.
Впрочем, это касалось не только поверхности. Стол весь был отполирован и покрыт лаком. Просто с поверхностью это была особенно заметно.
По бокам стол был обшит досками. Именно это делало его похожим на гроб. Доски начинались прямо от поверхности и спускались до самого пола. Доски украшала сюжетная резьба. Это были были причудливые сцены по мотивам известного романа Рабле. На красном дереве были старательно вырезаны предающиеся обжорству и совокуплению великаны.
Выглядело это всё очень эффектно, но в практическом отношении было крайне неудобно. Когда ты сидел за этим столом, – тебе некуда было дать ноги. Вытянуть их под стол было невозможно (мешали доски), а расставлять в стороны было нельзя. Если ты так делал, то тут же натыкался на ноги других гостей. Поэтому все сидели за этим столом как-то полубоком.
От этого мне постоянно казалось, что гости вот-вот собрались уходить. На самом деле это было лишь моё ощущение. Посетители о таком даже и не думали.
На полу комнаты лежал дорогой, так и сверкавший солнечным золотым блеском паркет. Стены были обклеена дорогими обоями. Дорогая, чуть ворсистая бумага, причудливый орнамент в виде цветов.
На окне висели пошитые из очень плотной ткани шторы кремового цвета. Они были плотно задёрнуты.
За столом рассаживались юноши и девушки.
Молодые люди были в одеты в рубашки из белого и чёрного шёлка. Манжеты на их рубашках были скреплены золотыми и серебряными запонками. На парнях были
Девушки все были одеты в кружевные платья белого, розового и голубого цветов. Это были очень красивые, несколько фривольные на вид платья. Они были сшиты так, что оставляли открытыми руки, до плеч, сами плечи и добрую половину спины. Юбки были довольно короткими. Почти у всех девиц они немного не доходили до колен. Только у Алины Склизковой юбка была немного ниже колена.
Впрочем, Алину сюда позвали явно по какому-то недоразумению. Она была старостой нашего класса.
На административных должностях в «Протоне» почти всегда сидели подставные лица.
На моей памяти было лишь одно исключение из этого правила. Это директриса Марина Юрьевна в школе на Барклая. Она занимала пост директора и при этом реально правила своим зданием. Но это, как я уже сказал, исключение. Так, случайная девиация.
В остальном же порядок был таков. Всё административные должности в «Протоне» занимали какие-то серые человечки. Это были унылые, незапоминающиеся, напрочь лишённые индивидуальности люди. Лишь иногда среди них попадались оригинальные типы, – такие, как Оксана Сергеевна. Но это было довольно редко.
Думаю, вы понимаете, зачем это делалась. На самом деле все эти серые человечки никакой реальной властью не обладали. Их работа была занимать место. Всю реальную власть осуществляли другие люди.
Это касалось и должности старосты. Старостой у нас всегда выбирали самого тихого, самого трусливого, лояльного, самого несамостоятельного человека в классе. Староста должен был существовать. Больше от него ничего не требовалось.
Впрочем, Алина была немного нетипичной старостой. Она была умной и довольно красивой девушкой.
В нашей рабовладельческой корпорации она входила во вторую категорию. Это было ещё до «реформы» шестнадцатого года. После этой реформы она, в отличии от многих, осталась в своей второй категории. А потом оттуда плавно переместилась в первую. Так что школу Алина заканчивала рабыней первой категории.
После школы она сделала себе операцию по смене пола. Теперь её зовут Евгений Сыненов. Милый такой паренёк. Если так посмотреть, то вроде и не скажешь, что он когда-то был девушкой. Но любой, кто знал Адину в подростковом возрасте, сразу же узнает в этом парне Склизкову.
Сейчас Сыненов живёт во Владивостоке. Занимается там какими-то мутными делами, связанными с коноплёй и утилизацией старых рыболовецких судов.
Скорее всего, его не посадят. Слишком уж он неприметный. Тихий такой, спокойный… Неконфликтный абсолютно. Ни с кем никогда не портит отношения. Он таким и раньше был, таким и остался. За это его (тогда ещё её) и выбрали когда-то старостой.
Алина и вправду была со всеми в хороших отношениях. Это было трудно себе представить, но именно так всё и было. В «Протоне» все друг с другом собачились. Нужно было обладать особым, совершенно уникальным талантом, чтобы учиться у нас и ни с кем не ссориться.