Теперь я знаю...
Шрифт:
— Да вы, — говорит, — не стесняйтесь, ложкой берите! На всех хватит и еще останется.
Вкусно было! Настоящий пир.
После такого замечательного обеда мы пошли к речке, и собака с нами. Лесник показал нам на берегу, на песке, медвежьи следы. Ну и лапы у медведя! Как у снежного человека — я его следы по телевизору видел.
Лесник рассказал, что этот медведь живет недалеко, в тундре. Он совсем свой: рыбу берет из
Доктор хотел сделать уникальный снимок, а лесник объяснил, что медведь от вертолетного шума ушел в тундру и там затаился. Можно сфотографировать только следы. Тогда доктор выбрал самые свежие следы и снял их.
Иван Федосеевич спросил у лесника, как в этом году прошел нерест.
— Густо рыба стояла, — сказал лесник. — Воды не видать — одни плавники да спины. До метра были рыбины.
— А что такое нерест? — спросил я.
Папа меня дернул за рукав, чтобы я не встревал, когда разговаривают взрослые. А Иван Федосеевич стал объяснять.
— Нерест, — говорит, — это когда лососевые рыбы — чавыча, кета, кунжа — заходят из моря в реки метать икру. Бывает нерест у каждой рыбы один раз в году. Намечет рыба икру — и умирает.
— Я не согласен, — сказал я. — Как же можно бросать детей? Родители должны защищать маленьких от врагов, как медведица.
— Не влезай со своими глупыми выводами! — строго сказал папа.
— Я не влезаю, — обиделся я. — Я беседую.
Иван Федосеевич посмотрел на папу, и папа сказал:
— Если беседуешь, тогда извини, пожалуйста.
Лесник заулыбался и говорит:
— Все дело в корме. В Чажме вода очень чистая. Летом ее пополняет подтаявший с вулканов снег. В такой воде корма для мальков нет. Рыба икру вымечет — и гибнет. Пока из икринок выведутся мальки, она погниет и станет для них кормом. Мальки подрастут и уплывут в океан, чтобы потом вернуться и дать жизнь новым рыбкам.
— Выходит, — сказала Майка, — красная рыба собой жертвует ради детей?
— Именно так и выходит, — согласился лесник. — Сама малек, а все поняла правильно! А сколько людей этой жертвы не понимают! Лишь бы себе захватить побольше...
— Какие они люди, — сказала лесничиха, — они нелюди! Хуже зверя. Он лишнего не возьмет, ест, пока голодный. А нелюди, браконьеры треклятые, вспорют рыбе брюхо, икру вынут, а саму рыбу побросают. Медведям столько не съесть, сколько они попортят хорошей рыбы.
Иван Федосеевич крякнул и сделался мрачным. Я его еще таким не видел.
— Доложу, — говорит, — директору. Надо усиливать охрану. Чаще бы сюда начальству заглядывать...
От всех этих разговоров меня совсем разморило.
— Малец-то затомился, — сказала лесничиха. — Ступай на сеновал, подремли чуток. И девочка пусть идет.
Я пошел, а сам просто падаю — так хочу спать. Свалился в сено и уснул. Даже не помню, как Майка тоже зарылась в сено.
Когда нас подняли, солнце уже пошло вниз, на вечер. Попрощались мы с лесником и лесничихой, они нам ягод надавали, рыбы и икры.
— А это не браконьерная? — спросил я.
Да нет, не волнуйся, — сказал лесничий. — Мы в рыболовецком хозяйстве работаем, сдаем рыбу, икру по норме. И себе имеем право оставить. Это наше вам угощение.
Мы сказали спасибо, погладили собаку и забрались в вертолет.
— Теперь куда? — спрашивает летчик. — На гейзеры поздно, да и ребятишки устали.
— Не поздно! Не поздно! — закричал я.
А Майка сказала:
— Мы же на сене выспались!
Только слушать нас никто не стал. Иван
— Гейзеры, — говорит, — надо смотреть с утра. Это должно быть отдельное путешествие.
И вертолет полетел домой.
Зося без нас очень проголодалась и мяукала. Мы дали ей рыбы и угостили икрой. Рыбу она съела сразу, а икру долго нюхала и хвостом вздрагивала. Потом краешком рта осторожно попробовала — да как зачавкает! Значит, вкусно. Еще бы, не каждой кошке так повезет — кушать свежую красную икру!
Лососи мечут не так много икры, как другие рыбы, например треска. Поэтому они ее «прячут»: устраивают на дне реки гнездо и там закапывают. В реке охотников на икру меньше, чем в море или в океане.
Мальки лососей выходят из икринок, подрастают и спускаются по реке к морю, а оттуда выходят в океан. Питаются они там мелкой рыбой и рачками — в океане корма больше, чем в реке. Пройдет несколько лет, и выросшие лососи вернутся на родину, чтобы дать жизнь новым рыбкам. У лососей очень развит «нюх» — обоняние. Ориентируясь с его помощью по морским течениям и береговой линии, лососи находят свою родную реку. Войдя в реку для нереста, рыбы перестают есть и живут за счет накопленных в их организме питательных веществ.
Горячий ключ
До Москвы оставалось совсем мало дней, а вертолет больше не прилетал. Папа принес нам с Майкой книжку про гейзеры. Майка читала ее вслух, а картинки мы рассматривали вместе.
Я узнал, что гейзер — это фонтан из кипятка. Из-под земли бьет. Гейзеры бывают там, где есть вулканы.
Оказывается, вулкан подогревает внутренним жаром подземную воду. Как плита! Вода закипает и по трещинам в земле вырывается наружу. По-научному — извергается. Кипяток выплеснется, а его место над горячей «плитой» займет холодная подземная вода. И опять все начинается сначала.
Я так боялся, что вертолета на гейзеры не будет, даже плохо спал. Мне еще мешал горностай: он поселился у нас в засыпной стенке. Днем горностай спит, а ночью шуршит: охотится на мышей.
Горностая я не выследил, а мышек видел. Они рыжие, толстые, с коротким хвостом. Пана сказал — полевки. Их Зося ловила, а я у нее отнимал: может, они кому-нибудь родные, эти мышки! Для горностая мышки — добыча, он охотится, чтобы не умереть с голоду. А Зося сытая, мы ее хорошо кормим. Несправедливо устроена жизнь: каждый кого-нибудь ест...