Теперь я знаю...
Шрифт:
Я видел по телевизору, как извергаются вулканы. В небо огонь столбом, дым — как черный гриб, все вокруг горит, шипит, грохочет, камни летят. Страшно!
Папа сказал, что Кроноцкая сопка давно молчит, а Семячик — потухший вулкан. Можно не бояться, извержения не предвидится: вулканологи научились заранее узнавать, что вулкан просыпается, и всех предупреждают.
Я спросил, почему кругом весна и зелень, а вулканы в снегу.
Оказывается, чем выше, тем холоднее. А вулканы очень высокие, вот снег на их вершинах и не тает даже летом.
Но
Направо голову повернешь — берег, океан и небо.
Налево повернешь — берег, океан и небо.
А впереди берега нет, океан сливается с небом.
Волны — не то что на море: выше меня!
Одна разбивается о берег, а другая скорей ее догоняет.
За ней еще волна, еще... Без передышки! А рев от волн — себя не слышу, когда разговариваю с папой.
Папа сказал, океан не всегда так ревет.
Сейчас прилив, волны большие и сильно бьют о берег, оттого такой шум.
Это прибой.
А будет отлив, и все затихнет: волны отольются от берега и обнажат прибойную полосу.
— И по ней можно будет ходить? — спросил я.
— Какой разговор! — сказал папа. — Обязательно походим!
Ученые предполагают, что земное ядро состоит из расплавленного железа, а мантия — твердая, кристаллическая, раскаленная.
Древние римляне видели, как извергается гора Везувий. Они решили, что под землей живет бог огня Вулкан. Когда он разгневан, все кругом сотрясается и в воздух вылетают раскаленные камни, огонь и дым. С тех нор огнедышащие горы называют вулканами.
Почему вулканы извергаются?
В недрах Земли, где очень горячо, горные породы сильно разогреваются и становятся огненно-жидкими. Эта масса называется магмой. Она насыщена газами. Газы сильно давят на горные породы, в них образуются трещины. Сквозь эти трещины раскаленная магма вырывается на поверхность Земли.
Шутки домового
Несколько дней мы устраивались. В доме были две железные кровати с сеткой и две табуретки — и больше никакой мебели. Только печка посередине. Железная, на тонких ножках. От нее труба согнутой коленкой уходит
— Как же мы будем без стола? — сказал я. — Может, печку под стол приспособим?
— Думай, что говоришь, — сказал папа. — Печку мы будем топить — тут лето нежаркое.
— А давай, — сказал я, — возьмем в сарае большой ящик? Я видел, там есть. И у нас будет стол.
— Мысль дельная, — согласился со мной папа. — Неси ящик.
Я принес, и мы поставили его у южного окна.
— Хлипковатый стол, — сказал папа, — но на первое время сойдет.
— А на второе время? — съехидничал я.
— Осмотрим заброшенные дома, — сказал папа. — Может, что и найдем.
Мы осмотрели. Рыбаки столько всего побросали! Я нашел ржавую чугунную сковородку и большой таз. А папа — утюг, который греется горячим углем внутри, разные доски и ящики от посылок.
Сковородку и утюг мы отчистили песком и наждачной шкуркой. А из досок и ящиков папа сколотил письменный стол и две полки. Я ему помогал: подавал инструменты и гвоздики.
Письменный стол мы поставили около восточных окон. Папа любит вставать вместе с солнцем и работать.
У северной стенки — кровати: как раз поместились. А на западной стенке, около двери, повесили полки — для посуды и для книг.
Папа, когда все закончил, оглядел комнату и спрашивает:
— Что еще забыли?
Я говорю:
— Телевизора нет. Без мультиков будет скучно.
— Обойдешься,— говорит папа. — Привык, чтобы тебя развлекали.
Я вздохнул. Без телика все равно будет скучно. Я-то знаю.
Папа догадался, почему я вздохнул, и говорит:
— Учись смотреть вокруг, видеть, что происходит в природе. Думай, и будет нескучно.
Я стал думать и вспомнил про муравьев: активного — работягу — и пассивного.
«Завтра же пойду за муравьями, — решил я, — и буду за ними наблюдать».
Но завтра пришлось ехать в поселковый магазин за посудой. На мотоцикле.
Купили мы кастрюльку, кувшин, ведро, ковшик с ручкой — воду из ведра черпать — и миски вместо тарелок.
Хотели купить чашки, а там продают только хрустальные стаканы. Говорят, чашек не завезли.
Папа сказал, хрусталь дорогой, но надо же из чего-то нить. И купил четыре стакана.
Дома папа стаканы помыл, и они засверкали. Потом ложечкой по каждому стукнул — они зазвенели, и получился концерт.
Вечером я стал из стакана пить молоко. А он неудобный: скользкий и без ручки. Я хотел его двумя руками взять, а он увернулся — и на пол. Стакан разбился, и молоко разлилось.
Папа сказал строгим голосом:
— Если ты так будешь бить хрусталь, придется пить из ковшика!
Я обиделся.
— Это, — говорю, — не я вовсе. Это домовой шутки шутит.
Папа посмотрел на меня подозрительно и спрашивает:
— Что еще за выдумки?