Теплоход "Иосиф Бродский"
Шрифт:
— Поняла, — слабо пролепетала Антонина, прижимая к животу руку, чувствуя, как трепещет младенец.
Часть третья
«На Васильевский остров»
Глава пятнадцатая
Утром шел дождь, теплый, шумный. Звенел по железу палубы, окутывал корабль пышным облаком брызг. Река кипела, шумела, покрытая рябью, растревоженная ветром, с серыми вмятинами, с затуманенными, неразличимыми берегами, мимо которых проносились длинные космы дождя. Тучу пронесло, ярко, слепяще брызнуло солнце. Ближние холмы и далекие рощи стеклян-но засверкали,
Пассажиры вставали поздно, истощенные ночными неистовствами. Не все выходили к завтраку. У многих были опухшие лица и набрякшие подглазья. Не всем удавалось с помощью пудры и грима скрыть ссадины, убрать разоблачительные синяки, замаскировать прикушенные губы, умягчить следы чьих-то зубов и когтей.
Посол Киршбоу держался за бок, и было видно, что ему трудно дышать. Под глазом у него наливался огромный фингал, и на вопрос Есаула, что произошло с глазом господина посла, тот уклончиво ответил:
— Василий Федорович, в меня попал небольшой метеорит. Видно, мы проплывали зону метеорных дождей.
В это время мимо проходила молодая корабельная служительница, сияющая утренней свежестью и невинностью, вся в белом, с золотыми позументиками. Увидев посла, она сделала вежливый книксен, чем ужасно напугала Киршбоу, как если бы хотела ударить его под дых. Это не ускользнуло от внимания Есаула. Желая развлечь чем-то испуганного дипломата, он произнес:
— Взгляните, господин посол… Видите, вон там, вдалеке… — Он указывал на дальний, медленно приближавшийся луг, среди которого возвышалось нечто стройное, великолепное, сияющее, похожее на колокольню Ивана Великого.
— Что это? — спросил посол, опасливо глядя вслед стройной вежливой барышне.
— Если вам интересно, это последняя баллистическая ракета России, подготовленная к уничтожению. Сегодня русский народ прощается с ракетой, которую вы, американцы, нарекли «Сатаной». Если хотите, можете принять участие в праздничном действе. Думаю, в Госдепартаменте оценят ваше рвение, когда прочтут донесение о полном ракетном разоружении России. Видите, мы умеем держать слово, господин посол. Нам можно было верить во все эти годы, и мы бы продолжали держать слово, если бы Госдеп согласился с третьим президентским сроком.
— О третьем президентском сроке не может быть и речи, — строго отрезал посол. — Но на ракету готов взглянуть.
Теплоход бросил якорь посреди разлива, и стремительный катер понес Есаула, посла Киршбоу и министра обороны Дезодорантова к берегу, где в лугах возвышался белый бивень ракеты.
Посреди цветущего луга, у открытой шахты, окруженная колокольчиками, лютиками и ромашками, стояла ракета, гладкая, цвета слоновой кости, уходя в высоту, увенчанная конусом боеголовки. Вокруг было множество людей, участвующих в торжестве, явившихся из дальних и ближних мест, чтобы проститься с последней баллистической ракетой России. Вновь прибывших гостей усадили на почетное место, на простую деревенскую лавку, устланную цветастым половиком, на мягкие, расшитые шелками подушки.
— Ритуал прощания, господин посол, будет совершаться в древнерусской традиции, которая, после семидесяти лет безбожия и бездуховности, постепенно возвращается в души людей, благодаря в том числе стараниям режиссера Никиты Михалкова, — Есаул старался «окать», чтобы у Киршбоу, любителя всего русского, подлинного, с самого начала возникло ощущение славянского праздника. — Сама ракета побуждает людей, особенно крестьянок из соседних деревень, видеть в ней фаллический символ. Покуда она находилась в шахте, много бездетных женщин приходило потереться об нее животом, чтобы избавиться от бесплодия. В соседних хуторах и селах бегают белокурые ребятишки с заостренным темечком, напоминающим боеголовку.
— О какое место терлись животами женщины? — поинтересовался посол.
— В основном о титановые сопла и рули. Но некоторые — о разделяющиеся боевые части.
Посол внимательно слушал, что-то записывал в книжицу. Видимо, готовил записку в Госдепартамент.
На лугу между тем начинался праздник. Появился оркестр народных инструментов, состоящий из бывших офицеров ракетно-космических войск. Генералы, полковники, подполковники, все в домотканых холщовых рубашках с вышивками и красными ластовицами, заиграли на свирелях и тростниковых дудках, на деревянных ложках и коровьих рожках, на свистульках и сопелях. Их головы украшали веночки полевых цветов. Они были похожи на Лелей с лучистыми глазами сельских пастушков. Заливистыми тенорами выводили:
Во поле ракетушка стояла, Во поле бесхозная стояла. Люли, люли, стояла, Люли, люли, стояла…— Видите ли, мы разработали широкую программу ликвидации ракетно-ядерного потенциала России, — пояснял Есаул. — Теперь вы, американцы, можете спать спокойно. После сегодняшнего дня больше ни одна русская ракета не будет вам угрожать, и все ваши усилия могут быть направлены на борьбу с «Аль-Каедой», которая переходит от использования «боингов» к применению ракет средней дальности. Мы же окончательно превращаемся из ядерной державы в «страну березового ситца», как писал великий русский поэт Есенин.
На лугу появились конструкторы, испытатели, директора ракетных заводов, все в долгополых сарафанах, в кокошниках, некоторые накинули на плечи расписные платки и шали. Стали водить вокруг ракеты хоровод, увивали ее лентами, украшали свежими березовыми ветками. Их лица светились наивным счастьем. Высокими, нежными, как у девушек, голосами пели:
Некому ракету снаряжати, Некому родную запущати. Люли, люли, снаряжати, Люли, люли, запущати…— Мы приняли ряд законов, облегчающих трудоустройство бывших ракетчиков. — Есаул старался говорить медленно, чтобы посол успевал записывать. — Некоторые стали заниматься промыслами и ремеслами, вяжут туески и плетут корзины. Другие начали осваивать опустевшие ракетные шахты, выращивают там шампиньоны. Третьи, и их большинство, образуют фольклорные коллективы и ансамбли песни и пляски. Один из них выступает перед вами, господин посол. Можно было бы продумать программу обмена подобными коллективами между Россией и США. Мы охотно примем у себя ансамбль индейцев, исполняющих «танец орла».