Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Амаду Жоржи

– Послушай, красавица. Сейчас первые числа мая, ты можешь оставаться здесь до конца месяца.

– Мне этого не надо.

Черные глаза её, такие же враждебные, как холод­ные глаза доктора, вспыхнули огнём. Тулио на какое-то мгновение теряет обычную для него уверенность, но тут же восстанавливает свои силы: эта не может приказать лишить его права на земли завода. Теперь всему хозяин он, Тулио Бокателли.

– Могу ли я вам быть полезен?

– Нет.

И снова он мерит её взглядом и, улыбаясь, со зна­нием дела говорит:

– Ну что же, загляните в банк в Аракажу, подумаем о вашем будущем. Не надо терять времени.

Прежде чем

он успевает закончить фразу, Тереза закрывает дверь перед его носом. Тулио смеётся:

– Браво, бамбина!

Врач разводит руками, став свидетелем разговора, ему это неприятно, в такую-то ночь, кошмар. Хоть бы скорее приехала санитарная машина и взяла тело доктора. Дома супруга врача, дона Вева, ждёт его после бессонной ночи, хочет знать, что же случилось. Усталый врач Амарилио сопровождает Тулио в сад, где спит в гамаке психоаналитик Олаво Биттенкур.

В столовой Марина то и дело взволнованно вскрикивает, слушая подробности этой ночи, в которые её посвящает Нина:

– Простыня в семени… Если сеньора хочет, я сейчас покажу, я её припрятала…

Пока служанка идет за простынёй, Марина бежит к двери и зовёт мужа:

– Кристован, иди сюда скорее.

Простыня лежит на столе, служанка показывает пятна, они уже высохли. Марина трогает их ногтем.

– Какая мерзость!

Входят Кристован и падре Винисиус.

– Что это за простыня?

Падре ответ не нужен, он и так догадался. Возму­щенный, он приказывает:

– Нина, унесите простыню. Немедленно. – И, обращаясь к Марине: – Дона Марина, пожалуйста…

Привлечённые голосами, входят Тулио и врач Амарилио и подходят к столу.

– Что здесь происходит? – хочет знать итальянец.

Марина в обычном для нее нервном состоянии.

– Вам известно, что он умер на ней? Это же распутство… А зеркало в спальне видели? Хотелось бы знать, как вам удастся заткнуть рот сплетникам? Если они узнают, как это случилось, известие станет всеобщим достоянием! Эмилиано Гедес умер на…

– Если сеньора не перестанет кричать, как истеричка, все всё узнают мгновенно и из ваших уст. – Тулио поворачивается к Кристовану. – Дорогой, уведите вашу жену отсюда, пускай она побудет возле Апы, она одна у постели усопшего.

Это приказ, первый приказ, отданный Тулио Бокателли.

– Иди, Марина, – говорит Кристован.

Тулио объясняет падре и врачу:

– Мы положим его в санитарную машину так, как будто ему только что стало плохо; инфаркт или кровоизлияние – это по вашему усмотрению, доктор Амарилио. Ни на ком он не умирал – человек его положения должен умереть пристойно, по дороге в больницу с за­вода.

Слышится сирена приближающейся санитарной машины, будящей жителей города. Вскоре она останав­ливается у особняка. Санитары выходят из машины, неся носилки.

– Будет лучше, если вы, доктор Амарилио, поедете с ним до Аракажу. Чтобы соблюсти видимость происходящего.

Нет, этому кошмару не будет конца! Но, подумав о счёте, который он представит семейству Гедесов, врач соглашается. По пути он заглянет домой, чтобы успокоить ожидающую его Веву. Позднее он ей всё расска­жет.

Тулио, падре Винисиус и Нина направляются в спальню, тогда как врач и Лулу идут навстречу санитарам. Сирена санитарной машины разбудила детей соседей и психоаналитика Олаво Биттенкура, чтобы поддержать оставленную им Апу. И как это он заснул? Он вышел покурить, сел в гамак и уснул, заслужит ли он у неё прощение? Торопливо возвращаясь в дом, он стал­кивается с Терезой.

Тереза

входит в спальню, она как будто не видит ни родственников, ни близких покойного. Подходит к по­стели, смотрит в молчании на лицо усопшего любимого человека.

– Уберите эту дрянь отсюда! – кричит Марина.

– Прекрати сейчас же, рогса Madona! – не выдер­живает Тулио.

Тереза, ничего не слыша, будто она одна в комнате, склоняется над телом доктора, трогает его лицо, усы, губы, волосы. «Пора ехать, Эмилиано. Они увезут твой труп, ты же поедешь со мной». Она целует его глаза и улыбается ему. Потом, точно поднимает любимого, любовь, её любовь, поднимает, выходит из комнаты. На носилках санитары выносят тело заводчика, директора банка, предпринимателя, землевладельца, выдающегося гражданина – он должен умереть достойно, в санитарной машине по дороге в больницу, умереть от инфаркта или кровоизлияния, как сочтёт нужным доктор Амарилио.

37

– Гнилая кровь, Тереза. Гнилая кровь – моя и моих родственников.

Прошло два часа, не больше, но они показались Терезе вечностью. Эмилиано рассказывал и комментировал события сурово и резко, не подбирая слов. Никогда Тереза не думала, что может услышать такой рассказ от доктора, да еще в таких выражениях, о братьях, сыне и дочери. В доме любовницы он никогда не говорил о семье, а если что-то и сказал за эти шесть лет их совместной жизни, то только положительное. Однажды он показал ей портрет Апы, молоденькой девушки с голубыми отцовскими глазами и таким же чувственным ртом. «Она прекрасна! – сказал он ей. – Это моё сокровище». Вечером того майского воскресенья Тереза поняла, сколь велико несчастье Эмилиано, оно было значительно больше, чем она могла предполагать, слыша какие-то намёки, брошенные в сердцах слова и разговоры друзей и недругов, обращала внимание и на молчание Эмилиано. Сколько же стоило ему труда держаться, быть сердечным, любезным, всегда улыбаться ей и друзьям, храня про себя горький опыт и накапливающуюся желчь. Потом чаша его терпения переполнилась, и он излил душу Терезе.

– Гнилая кровь, гнилой род, вырождающийся.

И всё же два человека из его близких не разочарова­ли его и не обманули доверия. Это Изадора и Тереза. Вспомнив Изадору, бедную портниху и образцовую жену, заводчик решил отменить данное Алфредану поручение относительно Тулио Бокателли: не убивать зятя, дать ему возможность проявить себя.

– Здоровая кровь, Тереза, у выходцев из народа. Что бы я ни дал, чтобы снова стать молодым и иметь от тебя детей, о которых я мечтал.

Плутая по скользким и крутым тропинкам воспоминаний, он дошел до клятв в любви. Высказав ей с горечью и злобой то, что никогда бы не мог доверить ни родственнику, ни компаньону, ни другу, доктор обнял её и, целуя в губы, посетовал:

– Поздно, Тереза, слишком поздно понял я то, что давно надо было мне понять. Теперь иметь детей поздно, но жить не поздно. В этом мире у меня ты одна, Сладкий Мёд, и как я мог быть таким мелочным и несправедливым?

– Несправедливым ко мне? Мелочным? Не говорите так, это неправда! Вы мне дали всё. Кто я такая, чтобы заслуживать большего?

– Прогуливаясь на днях с тобой по дороге к порту, я вдруг подумал: а вдруг я внезапно умру? Ты ведь останешься без гроша, и тебе придётся тяжелее, чем было прежде. Теперь твои потребности возросли. Ведь мы уже шесть лет вместе, а я даже о том не подумал. Думал только о себе, а не о тебе…