Терминатор 1938

Осадчий Алексей

— Ведь не рейху, а Советам отошли и Эстония и Латвия с Литвой, разве не так поделили малые страны два людоеда, а товарищ Жаров?!

— Попрошу вас!

— Пардон, пардон, Вениамин Степанович. Ну какой из вас товарищ, — только герр! Герр Жаров! А может-таки — камрад?!

— Идите к чёрту, Александр, — на этот раз без растянуто-ироничной «Е» раздражённо процедил корреспондент трёх, а может и четырёх «ведущих газет страны», — если и вырвались из Совдепии, не переносите сюда комиссарские шуточки…

Легенду о беглом СССР-овском курьере Госхрана решил и далее «внедрять в массы», раз уж Юрке Сиверсу «открылся», нечего множить версии. Со здешней охранкой вряд ли сложности приключатся, им сейчас не до комбинаций

с неким Новиковым. Да хоть сто раз из СССР, но в политику не лезет, рабочих не баламутит — и хрен с ним. Чинам латвийской госбезопасности впору думать как свои головы уберечь при неизбежной советизации, не должны на мелочёвку отвлекаться.

Немного неспортивно, конечно, но хозяйку, почтенную госпожу Агнессу пришлось «кодирнуть», очень уж непреклонно и категорично желала добропорядочная и законопослушная женщина, вписать Александра Владимировича Новикова в «гроссбух» постояльцев. Конечно, «убедил» Агнию-Агнессу (Агнией мама нарекла, а Агнессой пять лет как величаться стала, типа так «латышестее», солиднее) за руку взял, поцеловал пальчики и убедительно попросил, за двойную плату, нигде не фиксировать беглеца из России. Она и согласилась, свято веря, что пошла на нарушение закона исключительно из-за жалости к симпатичному постояльцу и совсем немножко из-за денег. Пусть так и считает далее. С финансами проблем нет, потихоньку реализую золотишко минского чекиста, любившего супругу ветреную трепетно, но безответно. Бл, почти стихи, надо запомнить.

Поначалу думал самонадеянно, — на легенду курьера, золотишко в Советском Союзе перевозившего, хорошо играет тот факт, что на большей половине белорусской ювелирки бирки магазинные не оторваны, видимо жена капитана не особо и радовалась дорогим «цацкам» от законного супруга, в ящик скидывала. А посему выходит — либо я и есть всамделишный курьер Госхрана, грабанувший казну и бежавший за кордон, либо просто удачливый уголовник, но уж точно не агент ГПУ-НКВД.

Но! Почтенный еврей Абрам Соломонович Копфман, коего я высокопарно именовал «герр компаньон», что старику невероятно нравилось, провёл «невзначай» просветительскую работу. Понемногу скупая (оптом я продавать категорически отказался) у фартового Саши Новикова «советские» ювелирные изделия, Соломоныч, деликатно покашливая, обратил внимание «юного друга» на то, что некоторые из колец-кулонов-браслетов-цепочек-брошек явно старой, «довоенной» выделки, то есть до одна тыща девятьсот четырнадцатого года, «царские». А сие означает, что конфискованы были «бранзулетки» и попали в закрытый чекистский распределитель, где их капитан государственной безопасности Торопов и покупал горстями для жены, а та оказалась альтруисткой неблагодарной.

Да-с, хреново, прокол. Старый семит предельно прозрачно намекнул, что от меня НКВД разит за версту, эх, киборг-шмиборг куев, такую простую тему не просчитал. Ладно Копфман, — дипломатичный ювелир ясно дал понять, его дело сторона, надеется на протекцию со стороны тайного агента СССР, ежели Советская власть, укоренившись в Прибалтике, начнёт прижимать бедного еврея. Но как быть с подручным Соломоныча, шустрым Толиком Пашковцом, непонятно как прислонившимся к семейному бизнесу золотых дел мастера. Анатоль, как и Юра Сиверс, из белоэмигрантов, только постарше Юрия, лет эдак двадцати пяти — двадцати шести. И, что самое неприятное, положил стервец глаз на мою пассию, Ирочку.

«Слияние» двух одиночеств, после моего появления в «доме тётушки Агнессы», случилось на третий день, точнее вечер.

Ирина, обнаружив в соседях воздыхателя-графика, напряглась, даже качественно выполненный портрет в образе лукаво улыбающейся велосипедистки, шедевр пин-апа (ну, я так считаю) не растопил, а только «нарастил» лёд недоверия между двумя художниками.

— Ирина Владимировна, отчего смотрите на соседа как Маяковский на буржуазию?

— Вам показалось, Александр

Владимирович.

— Подходите через полчаса к камину, сегодня устраиваю небольшой ужин в честь заселения. Отказ категорически не принимается, хозяйка, Вениамин, Ирма, такоже приглашены.

— Простите, завтра сложный день, надо лечь пораньше.

— Чисто символически, четверть часа, хотите на колени встану?

— Четырнадцать минут!

— Как скажете, мисс хронометраж!

На первом этаже помимо просторной кухни-прихожей, выполнявшей и функционал гостиной, располагались апартаменты хозяйки и прямо у входа небольшая (квадратов семь) комнатка, скорее даже каморка, в которой квартировал «рижский Гиляровский» герр Жаров. Вениамин, действительно специализировался на описании «злачных» мест Риги, все пивнушки и места круглосуточной продажи алкоголя, равно как и адреса потаённых борделей были запойному репортёру прекрасно известны. А вот с исследованиями латышской кухни, в пику «дяде Гиляю», воспевшему московское хлебосольство, увы, не задалось. Ни в какую не желали скупердяи-лабусы кормить и поить художника слова за прекрасные отзывы об их заведениях. Жлобьё! И дело тут вовсе не в непрезентабельном виде непризнанного гения, нет! Обыкновенное жлобство-с!

Давать советы запойному творцу — дело неблагодарное, только врага наживёшь. Я и помалкивал, лишь поддакивал и удивлялся чёрной неблагодарности коллег и прочих завистников не желавших дать Венечке колонку на первой странице, где он бы уж развернулся — далее последовала лекция о скрытой рекламе и как можно на этом зарабатывать бешеные деньжищи…

Углядел оком зорким терминаторским, что амбициозный нищеброд, заработка постоянного не имеющий, держится госпожой Агнессой не только в качестве сторожа-дворника-истопника, но и, гм, фаворита. Ну, то дело понятное, житейское. Таки не наговаривала на добродетельную хозяйку всё знающая матушка Юры Сиверса, не наговаривала, ох уж эти кумушки-шпионки…

— Друзья, первый тост за добрососедство, за размеренную, спокойную жизнь под крылом гостеприимной госпожи Агнессы. Надеюсь, станем добрыми друзьями!

Спиртного затарил с большим запасом, на что госпожа Агнесса и указала, втихую потребовав не выставлять всю батарею, ибо Венечка пойдёт в разнос, а запои акулы пера могут длиться более недели. Посему на столе гордо отпотевала всего одна бутылка водки, коею испивали мы с геноссе Жаровым, а дамы — Агнесса, Ирма и Ирина, тянули ликёр «Розмариновый», заказанный хозяйкой, большой любительницей сего напитка. Колбаса-сыр-буженина аккуратно настроганы Ирмой, которая не совсем цветочница, скорее молочница, а цветы помогает подрезать и продавать доброму Гансу Остерману, отдающему барышне некондицию.

Вопреки обещанию, Ирина «продержалась» за столом не 14 а целых 103 минуты, позволив на прощание даже лёгкий поцелуй в щёчку. Так и уговорили дамы быстро пузатую, почти литровую бутыль «Розмаринового» на троих, но когда по знаку Агнессы метнулся и достал вторую, дама сердца решительно поднялась.

— Благодарю за чудесный вечер, но завтра трудный день, надо выспаться.

— Спокойной ночи, Ирина, — радостно разулыбалась хозяйка, ловко семафоря правым глазом Ирме, при абсолютно неподвижном левом, типа нам больше достанется.

Вениамин в это же время вопрошал, также мимикой — есть ли ещё водка, мол у баб второй пузырь появился, а мы как же.

— Вениамин Степанович, что это с вами, соринка в глаз попала, — заботливо поинтересовалась почтенная вдова.

— Угадали, Агнесс Карловна, соринка. Так свербит — сил нет терпеть.

— А вы за ресницы потяните и вверх-вниз, и вверх-вниз…

— Не стоит, так пройдёт…

Оскорблённый недоверием и явной издёвкой, слова троллинг здесь пока не знают, Жаров ушёл, нарочито вежливо притворив дверь в каморку. Ирма и хозяйка продолжили веселье, попутно просвещая новичка соседа.