Терракотовые сестры
Шрифт:
Казакова взвизгнула, когда раненый фанатик потянулся к ее ногам, но арбалетный болт, пущенный Изамом, остановил человека. И более счастливого трупа Маша никогда не видела.
– Вот ответ. – Изам по-прежнему оставался немногословным. – Ее требовали. Она нужна.
У Казаковой вырвался легкий стон. Мироздание явно против нее что-то имеет. Но что? Опять она – разменная монета для чьих-то интриг, опять кому-то зачем-то нужна и никто ее не спрашивает. До помрачнения сознания, до стойкого дежавю напоминает действительность ситуацию с давснами три дня назад. Вот сейчас из угла выступит бесноватый сын старейшины, и потом ее на алтарь… И как должное прозвучало за спиной:
– Так
– Кто сказал? – Это Изам неожиданно вскинул арбалет и направил его в своих же. – Я буду за нее драться!
Кроткой Казакова никогда не была. Не давалось ей это ценное женское качество. И потому с трудом могла она себе представить, что сдастся во второй раз без пары разбитых носов хотя бы. Но покорность судьбе, похоже, осталась в мире мифов и легенд. Сила оружия в крепкой мужской руке здесь ценилась больше, чем родовые традиции слушать стариков. Толпа замерла.
– Нет, Изам, не надо, – остановила его Мэри Лу. – Будет только радостно врагам, если мы перебьем друг друга и сдадим им крепость пустой! В мире Терры почти так и было. – Теперь она говорила уже со всеми. – Здесь, на этом месте, в другом мире люди предпочли умереть, но не сдаться, не позволили взять над собой верх, навязать чужую волю. Добровольная гибель защитников Масады стоила захватчикам дорого. Эти стены – не мертвые камни! Они – символ чести и сопротивления. А вы хотите просто подчиниться? Сначала нас заставят отдать ее, потом обложат данью. Потом разместятся под нашими стенами лагерем, а потом выгонят из наших постелей! Однажды мы обнаружим себя в белых рясах и с клеймом зачеркнутой стрелы на лбу! И мы станем преданными почитателями Спасителя. И абсолютно счастливыми при этом. Все с малого начинается, незаметно.
– Горячиться не надо, – голос говорящего, того, кто предложил выдать Дарию девушку, звучал еще громко, но уже не так убедительно. Просто упрямо. – И передергивать!
– Мы должны держаться вместе! – вступился рыжий. – Когда вы, сестры, появились здесь, еле живые, искромсанные кем-то, страшные, как мое детство, вы сами говорили, что выжили только потому, что держались вместе. Гарик, я выходил тебя после костра белых, и здесь ты сказал: «Мой дом!». Они с кузнецом, – он кивнул на Мэри Лу, – пришлые, но не чужие, каждый день чинят этот хренов пролом в нашем Форте.
– К чему клонишь ты? – писклявили от дальней стены.
– А к тому, что мне в принципе плевать на эту девчонку, но она не враг. А вот на мой дом, на порядок в моем доме – не плевать! И я не позволю делать из меня кого-либо, кроме меня. Не для того мама с папой мои старались! Да и раскиньте мозгами, выдадим ее – признаем себя слабыми. Признаем себя слабыми – и спасюки и бандюки от нас не отстанут больше!
– Да, – подтвердила Мэри Лу. – Дарий с его фанатиками теперь вместе с Самумом. Предлагаю готовиться к осаде и помнить про крота среди нас. Внимательно смотреть по сторонам и под ноги. – Говард сказала это буднично, словно раздавая работу на день. Но потом вспыхнула свечой, сверкнула глазами: – Но не сомневаться друг в друге! Пусть предатель слышит: я не сдам мой дом. И дом каждого из вас. Пока жива. Потому что строила его сама. И самый дорогой для меня человек был рядом. Предлагаю помнить, что мы и наша крепость – для людей из долин и оазисов, и дальше – форпост, крепкий замок на двери, в комнате, где есть порядок. Скала, за которой можно укрыться от холодного ветра. Маяк. И если огонь на нем погаснет, ни один корабль не останется целым. Не ради себя, не ради клочка земли, не ради похлебки и теплого места для задницы. Ради порядка, ради восхода солнца над злыми и добрыми, ради того, чтоб люди знали смысл слов «надежность, честь, отвага, свобода и порядок не для себя – для всех».
С силой она ударила кулаком о свою ладонь. И хлопок был подхвачен, и движение повторили все, кто был в зале. Они поднимались на ноги, повторяя удар, никто не улыбался.
Глава 4
Крепость готовилась к осаде. Запасы провизии и воды, частые рейды по границам и вылазки к обнаруженным разведчиками тайникам. Аррет словно чувствовал, что готовится какая-то очень важная битва, и не давал скучать жителям Форта. Почти каждую ночь поступали вести о новых артефактах, почти каждый день дозоры натыкались на новые тайники среди скал и песка.
– Наша пневмопочта идет на рекорд, – пошутила Говард, когда глянула на выросшую во дворе кучу разномастного железа. – Твори – не хочу! Материала хватит на двоих техномагов, – и тут же осеклась. – Она одна такая осталась в Масаде.
Казакова понимала, что Мэри Лу чувствует. Но говорить о своей боли женщина решалась лишь по ночам, когда была уверена, что только Маша ее слышит. От нее не было смысла прятаться, она все видела и так. И все больше убеждалась Казакова, что связана с американкой почти так же, как с Мэй. А может быть, и без «почти». Проверить нельзя было: Кайно не спросишь, а матери далеко.
– Да я и не знала свою биологическую мать, – рассказала как-то Мэри Лу, когда страдала бессонницей в одну из холодных ночей подготовки к осаде. Как ни странно, больше бежать она не пробовала. – Зато матерей и сестер вокруг меня десятка четыре проживало. Мать Иоланда, сестра Агнесса, мать Береника, сестра Присцилла, я же в католическом приюте для сирот выросла. Я их «сестры-пингвинихи» называла про себя, когда злилась. А они, когда злились на меня, шипели в сердцах каждая по-своему. Версии моего рождения часто не совпадали. То араб там какой-то фигурировал, то еврей, то террорист, то прихвостень темных сил. Только не смейся. Монахини же со стороны кажутся одинаковыми, а внутри-то все непросто. Но, ты знаешь, это нормально, что под одинаковой одеждой всего намешано.
Сонная Маша обычно и не думала смеяться, ее так срубало к вечеру, что не хватало сил даже запустить подушкой в говорящую с воплем «Дай поспать!». Работа и жара делали свое дело, и Машин организм реагировал правильно. Появившись в Форте внезапно, так же внезапно Маша стала его частью: рабочие руки по хозяйству всегда нужны. Да и с Изамом девушка как-то сблизилась после сцены с арбалетом. Он сказал ей уже больше пяти слов подряд!
А вот Мэри Лу ничего не брало. Ей так хотелось поговорить, что, сделав за день десять механоидов, починив блуждающий пролом и соорудив бонусом пару арбалетов из хлама, Говард приходила в свою комнату, келью, как она ее называла теперь, и еще полночи говорила. Вторую половину ночи она ворочалась, заметив, как угнетающе просторно теперь на низкой кровати у окна.
– Я, наверное, говорю с тобой, потому что не хочу сойти с ума от чувства вины, а отпустить грехи мне, как в детстве, некому. Ни на горох поставить, ни в карцер посадить, ни сказать: «Десять раз «Розарий» и вымети все дорожки в саду, и Господь простит». То, что белорясники предлагают, – это не наш с тобой Христос. Уж поверь, в символах веры я поднаторела с детства. Только местным сравнивать не с чем, вот и путают божий дар с яичницей. Хотя, с другой стороны, одно доброе дело их Спаситель сделал, косвенно. Мы с Фархадом встретились из-за происков его приспешников.