Территория книгоедства
Шрифт:
Далеко, на востоке мира, отчетливо проступает вулкан. Я чувствую к нему что-то похожее на зависть. Я знаю отчего.
Алкоголики – детям
Выбор детских поэтов у нас, в России, откровенно говоря, не богатый. В основном, это классика – Маршак, Чуковский, Квитко, конечно, эмигрант Саша Черный (которого печатают редко), Маяковский с его единственным, с детства помнимым, наставительным даже в названии, замечательным и корявым «Что такое хорошо и что такое плохо». Плюс растиражированные за последние тридцать лет поэты-обэриуты. Кто еще? Да, конечно, Сергей Михалков, Агния Барто – куда ж без них нашим детям. Про дядю Степу и качающегося на бревне бычка нам рассказывали с пеленок, которые во времена перестройки быстро поменяли на памперсы. Далее, уже позже, – Валентин Берестов, Борис Заходер, редко Олег Григорьев. Из более современных – вредный советчик Григорий Остер, Эдуард Успенский, перебивающийся со стихов на прозу, москвичи Тим Собакин
Наверняка я кого-нибудь пропустил – извините, коли такое случилось. На самом деле, я неважный читатель. То есть, читая много, я не очень-то слежу за поэзией для детей. Не хватает ни глаз, ни времени.
Все это затянувшаяся преамбула. Амбула начнется сейчас.
Митьковствующий художник Андрей Филиппов (который Фил), он же худред «Детгиза», предложил издавать книжную серию под названием «Алкоголики – детям». Алла Юрьевна Насонова, директор «Детгиза», вдохновилась этой идеей и почин Филиппова поддержала, но потом, взвесив все «за» и «против», решила все-таки от издания такой серии отказаться.
И между прочим, зря. Какие авторы могли бы ее украсить! Одних Григорьевых в эту серию можно было бы включить сразу двух – Геннадия и Олега. Об Олеге знают больше, чем о Геннадии, а если честно, про детского поэта Гешу Григорьева читатели не знают совсем. Так что, справедливости ради, Геннадий Григорьев – детям:
В цирке
Почему не надо учить иностранные языки
Для чего нужно прочитать «Остров сокровищ»
Геша Григорьев – поэт, обойденный лаврами и кормушками. Зато не обойденный талантом. Увы, талант не гарантия, что жизнь поэта продлится вечно. В марте 2007 года поэт Григорьев оставил мир. Лично я никогда не знал, что Григорьев сочинял для детей. Правда, между детской и взрослой литературой – очень зыбкая грань. Ведь писатель, если он хороший писатель, пишет без оглядки на возраст.
Ну а я, как всякий завистливый копировщик, прочитав григорьевские стихи, сел на корточки и выдавил из себя такое:
Я подумал, это муха,и ударил Сашку в ухо.Он подумал, это клоп,и меня ударил в лоб.Я расплакался от болии забрался под обои.Он немного погудели на кухню улетел.«До свиданья, недоучка, —пропищал ему я вслед. —Там повешена липучка,Не скучай, физкультпривет!»Анекдот
Этот литературный жанр ближе всего к фольклору, в нем, как и в фольклоре, трудно выявить автора. Автор, понятно, есть, но он не претендует на авторство, а если бы даже претендовал, это было бы само по себе анекдотом из-за абсурдности подобной претензии. Есть, конечно, случаи исключений, когда кто-то из писательской братии печатает анекдот в книге, таким образом визируя его своим копирайтом и превратив анекдот в товар. Или нынешние эстрадники, которые, как плесень или грибок, с какой-то устрашающей быстротой размножаются в ящиках телевизоров, те тоже питаются анекдотами по недостатку собственного таланта.
Вообще, публикация анекдота в печатном виде противоречит определению жанра: по-гречески «анекдот» – «неизданный». Единственное, что оправдывает появление таких публикаций, – академическая фиксация текста как факта литературной истории. Опять же такую книгу удобно иметь в компании. Как во времена моего детства в какой-то момент застолья, когда градус набирал силу, родители извлекали из шкафа песенник, так, наверное, и в наступившие времена на смену песеннику пришел анекдотник.
Говорят, что все анекдоты придумывает один человек. Если так, то он или вечный жид Агасфер, или какая-то новая ипостась Бога, или сам Бог и есть, что очень даже правдоподобно.
Еще говорят, что все антисоветские анекдоты делались в спецотделе ЧК-НКВД-КГБ, чтобы специально провоцировать население и тем самым решать проблему заполняемости тюрем и лагерей.
А еще «еще говорят», что самый первый анекдот родился в Одессе. См., например, Высоцкого:
Лучший юмор в мире – это юмор наш,Первый анекдот родился здесь, иЛучший пляж на свете – наш одесский пляж,Лучший вид на море – из Одессы.Очень хорошо про анекдот написал петербуржец Сергей Коровин в мемориальном очерке о Сергее Хренове (Беспокойники города Питера. СПб.: Амфора, 2006).
«Есть люди, – пишет Коровин, – кого занимают проблемы вроде того, что вот был, например, Чапаев когда-то – реальный унтер-офицер, полный георгиевский кавалер, потом красный командир; и есть герой романа Фурманова; и ходит по свету персонаж анекдотов, так вот: как они все между собой соотносятся? Но мы тут не будем ломать свои головы: как, как? Да неизвестно как, потому что всю твою жизнь от рассвета до заката – фабулу трагедии и все детали – знает только Бог и никому не говорит, а Фурманов, хоть и был знаком с тем красным командиром, в своем произведении решает задачи сугубо сюжетные – нечеловеческие, и Чапаев у него какой-то немыслимый пидарас, выкованный с головы до ног из чистой стали, а что до анекдотов, то традиция пародийной травестии известна с гомеровских времен и ничего не отражает – там Геракл – обжора и пьяница, а Одиссей, чтобы уклониться от участия в войне, симулирует безумие в дурацком колпаке, то есть, конечно, анекдот – народная мифология – пересказывает отдельные моменты сюжета, но без эпического пафоса. Пафос совершенно чужд обыденной жизни, вот почему анекдот переводит героя на арену повседневности, тем самым занижая его до уровня обыкновенного человека».
И возвращаясь полустраницей позже к Чапаеву, Коровин заключает: «Если бы мы спросили Чапаева, где он хотел бы обрести бессмертие, то есть персонажем эпоса, романа или анекдота, то неизвестно, что бы он выбрал».
Вот такая сложная и простая штука – его шутейшество/величество анекдот.
Аполлинер
Аполлинер был похож на римлянина, и друзья его называли в шутку Le Раре – Папа Римский. Он увлекался классической латинской культурой, любил и ценил ее, но никогда свою любовь не выставлял напоказ, наоборот, если в разговоре кто-нибудь упоминал имя Расина, Аполлинер мог переспросить говорившего: «Расин? Ах да! Это вроде такой поэт…» В жизни Аполлинер занимался всякими непоэтическими вещами. Служил в Париже биржевым маклером. Издавал порнографические книжки. Вообще был яростным пропагандистом запрещенных изданий – первым издав, пусть в усеченном виде, маркиза де Сада. Аполлинера обвинили в краже из Лувра «Джоконды», и десять дней поэт провел за решеткой, питаясь отваром из желтых кувшинок и написав там одно из лучших своих стихотворений «В тюрьме Сайте». Французского гражданства Аполлинер не имел, по происхождению он был из поляков (настоящее имя поэта – Вильгельм Аполлинарий Костровицкий) и поэтому каждый месяц был вынужден отмечаться в полицейском участке. Во время Первой мировой войны Аполлинер добровольцем пошел на фронт. Умирал, раненный в голову, в итальянском госпитале, перенес трепанацию черепа, выжил и был удостоен ордена Почетного легиона. Умер Аполлинер в Париже в 1918 году от «испанки» и перенесенного фронтового ранения. В день его смерти официально было объявлено об окончании войны, и весь Париж праздновал и веселился. В тот же день, когда объявили мир, в Париже умирает Ростан. Две процессии тянутся за двумя катафалками, в обоих лежат поэты.