Территория моей любви
Шрифт:
Вошедший в комнату Тема вдруг развернулся и ушел. Меня это удивило: я пошел за ним. И долго не мог его нигде найти. Наконец обнаружил его в детской, где он лежал, повернувшись лицом к стенке. Я подошел к нему, спросил:
– Что случилось?
На что он мне отчетливо ответил:
– Я маленький, ничего не понимаю и плохо говорю.
Он отказался со мной общаться вот в такой форме. Наверное, он боялся заступиться за старшую сестру, но протест свой выразил с потрясающей точностью. Смысл его послания был таков: «Я не могу тебя исправить, я не могу поступать, как ты, но мое право с тобой не общаться, если я вижу, что ты не прав». Это тоже меня многому
Кажется, совсем недавно, а на самом деле уже много лет назад, пришла Анна и сказала: «Папа, делай что хочешь, но я буду жить с этим человеком».
Дочка была уже готова к тому, что я устрою скандал, стану кричать, топать ногами. Вместо этого я спокойно ответил: «Пожалуйста. Только не забудь, какую фамилию носишь», – и Аня от неожиданности разрыдалась.
Смотрю ли я «Спокойной ночи, малыши!», когда Аня их ведет? К сожалению, я в это время работаю, но несколько раз посмотрел. Меня другое поразило – однажды мы стояли в церкви, и я видел, как маленькие дети смотрят на Аню. А я никак не мог взять в толк, в чем дело. Наконец она все мне легко объяснила: «Да что ты, это же мои зрители!» Дети завороженно, отвернувшись от алтаря, глядели на тетю Аню. Очень странно было мне это видеть и очень трогательно.
Анна Михалкова сегодня
Надя с самого раннего детства была очень женственна. Наверное, это прозвучит странно, но именно Надя, еще четырехлетней девочкой, которая оказалась со мной в Париже одна, без мамы, нянек и бабушек, когда я монтировал «Ургу», своим постоянным присутствием рядом со мной дала мне очень новый взгляд на женщин вообще. Это удивительная вещь. Оказывается, все женское, все – от начала до конца – может быть заложено в четырехлетней девочке. Кокетство, ревность, хитрость, женский ум, верность, забота, жертвенность…
Это было удивительно. Она попала в Париж прямо с дачи, с Николиной Горы, откуда никогда не выезжала, поэтому дачная жизнь, дачная одежда, дачные интересы – вот все, что было ей знакомо и любимо, и другой жизни Надя не знала. Моя мама перешивала дубленки в зависимости от пола ребенка: на правую сторону или на левую. И их донашивали до дыр. Вот в таком виде, в рейтузах, валенках, шапке, в такой дубленке и перепоясанная военным ремнем, Надя оказалась в самолете. (Ее прислали ко мне с кем-то из знакомых.) Я встретил ее в аэропорту и ужаснулся…
Ее первый вопрос был: «А где наши ворота?» Это было в аэропорту «Шарль-де-Голль», она искала там свои ворота, потому что далеко от ворот нашей дачи до тех пор ни разу не отходила.
У меня была встреча в тот день с продюсером Анджело Риццоли, специально приехавшим для переговоров относительно возможных съемок «Сибирского цирюльника». Мне не с кем было оставить Надю, и я взял ее с собой, испытывая страшный стыд и неловкость оттого, что она в таком виде. Моей единственной надеждой было то, что это может быть принято моими французами и приехавшими итальянцами за особый шик, стиль `a la russe. Мы знаем, какие повороты и зигзаги испытывает современная мода, поэтому, в конце концов, это могло сойти за часть модных веяний.
Околокиношные дамы, окружавшие Анджело Риццоли, все бальзаковского возраста, бывшие красавицы, приняли нас с подчеркнутым вниманием и пиететом и сразу начали ворковать вокруг дико озиравшейся по сторонам Нади, которой все это было непонятно и, как мне показалось, неприятно.
Семья. 1987 г.
Они попытались ее раздеть, но она отказалась, никакие уговоры не помогали.
Я уже разговаривал в это время с Риццоли. Одна из дам подошла, извинившись за то, что нас прервала, и сказала: «Ваша дочка не хочет раздеваться». Я подозвал Надю к себе. Она подошла, насупившаяся, вся мокрая, потому что ей было жарко. Я говорю:
– Надя, сними шубу и валенки.
Она:
– Не сниму!
– Почему?
А она отвечает:
– Там еще хуже.
Это было так пронзительно, трогательно и страшно. Я попробовал представить, что ж там могло быть у нее под этой дубленкой… И объяснил дамам, что не надо ее трогать, она такой ребенок, лучше оставить ее в покое.
Я постарался быстрее свернуть переговоры, и мы поехали с ней в магазин, чтобы купить все, что ей необходимо. И вот тут я был второй раз потрясен. Откровенно говоря, больше никогда в жизни ни от одной женщины в магазине я такого не слыхал. Мы набирали Наде маечки, платья, юбочки, трусики, носки, колготки… Она держала все это в охапке. И вдруг сказала: «Хватит!»
Я изумился, потому что действительно не представлял себе, что ребенку с никологорской дачи может показаться, что ему хватит того, что в тот момент могли купить. Я посмотрел на нее с изумлением, и она, взглянув на меня снизу вверх, улыбнулась и снисходительно сказала:
– Ну я же вырасту. Зачем так много?
Вообще, из нашей жизни в Париже я вынес множество невероятных наблюдений за Надей. Невероятных! Она ревновала меня. На какой-то вечеринке танцевали, и я почувствовал вдруг чей-то пристальный взгляд. Оглянулся. В дверях, подбоченившись, абсолютно как свирепая жена, стояла Надя и сверлила взглядом мою партнершу. Повторюсь, очень многое мне удалось понять о женской сущности, живя вместе с моей маленькой дочкой в течение четырех месяцев в Париже.
Трудно ли снимать в фильме собственных детей? Мне не было трудно с ними никогда. Опасения, что не сыграет, в случае с собственным ребенком, конечно, носят более терпкий характер, чем если не сыграет «чужой» артист. С другой стороны, у меня как у режиссера есть приемы, которыми всегда можно «прикрыть», заменить актерский класс. Но мне практически никогда не приходилось этим пользоваться. У меня с детьми такая нутряная мощная связь, что им надо только импульс дать. И остановить вовремя.
Анна уже обладает и сильной техникой. Снимается, работает самостоятельно, заняла свою нишу, чему я очень рад. Она умеет свое существо преобразовывать в характеры, которые играет. Это и она, и не она. У нее личный опыт идет непосредственно на пользу работе – это редкое качество и очень полезное.
Надя очень точно «калькулирует эмоцию», поддерживая ее в том состоянии, когда она и не выплеснется лишний раз, и не заглохнет. Она интуитивно к этому пришла еще ребенком, на «Утомленных солнцем». У нее вообще очень развит интуитивный аппарат актерский. Я наблюдал еще тогда, когда Наде было семь лет, как она входила в роль, накачивалась, готовилась. Подсознательная концентрация, даже лишенная профессионального навыка, выросла в удивительные способности. Уверен, если она по этой дороге пойдет, то станет большой актрисой.