Территория моей любви
Шрифт:
Я запретил себе об этом думать, но знал, что сейчас произнесу в последний раз в фильме «Сибирский цирюльник» слово: «Мотор!» Между первым днем и сегодняшним лежала огромная картина, гигантский труд, полтора года жизни – моей, моей семьи, моих друзей; но самое странное, и только потом я это понял, что во время этого кадра я все время ощущал тягучее, томительное желание, чтобы ничто не заканчивалось, не кончалось. Не знаю почему, казалось бы, все устали, действительно устали, и слишком много было проблем, но само ощущение счастья от того, что ты создаешь целый мир, что ты что-то неоценимо
Но все кончается. И нужно было сказать: стоп! И я это сказал. Наш марафон закончился. И как бы ни тяжело было одиночество каждого бегуна в отдельности и всех вместе на этой длинной дистанции, но самое главное произошло – мы добежали до своего зрителя.
Меня звали на каннский конкурс, но я не поехал. Мне это не-ин-те-рес-но! Наступает момент, когда нервное, потное ожидание решения жюри сменяется безразличием. Оценка критики или коллег не в состоянии ничего изменить в моем отношении к фильму. Дадут или не дадут – какое это теперь имеет для меня значение?
Я ведь сам побывал в роли председателя жюри и на Берлинском фестивале, и на Сан-Себастьянском и хорошо знаю закулисную кухню. У меня не было морального права подставлять «Цирюльника». Картина – не мое личное дело, это коллективный труд, а вокруг фестивальных призов и наград слишком много случайностей и политики.
Максимум, что мы могли себе позволить, – дать «Цирюльника» в качестве фильма-открытия на Каннский фестиваль. Он стал открытием фестиваля.
Никита Михалков в роли императора Александра III
Повторяю, я выиграл главное: на съемках царила удивительная атмосфера братства, о которой можно только мечтать. И второе: картину принял зритель. Чего еще желать? «Цирюльник» потому и сработал, что появился вовремя. И это не моя заслуга, вот, дескать, какой провидец. Нет, это Господь управил.
А такой фильм в самом деле ждали. Поэтому он и через два года продолжал собирать полные залы. Скажем, в Питере, в кинотеатре «Аврора», картина выдержала тысячу сеансов, администрация хотела снять ее с проката, а люди не дали.
Почему я играл императора? Потому что мы похожи ростом и телосложением – это раз. Потому что я считал за честь его сыграть – это два.
И третье, самое главное: я никому из артистов не мог доверить жизнь и здоровье мальчика, который должен был скакать с императором на передней луке седла. По скользкой брусчатке, да еще под гром литавр оркестра. А так как я хорошо держусь в седле, за это сам и взялся.
«Отец», «Мама» (2003)
Был повод – столетие мамы и девяностолетие отца, тогда, слава богу, живого. А затем формальная необходимость снимать о них картину переросла в реальное желание узнать о них побольше самому. Все, что я узнал про отца, когда стал с ним разговаривать, все это вдруг обрело совершенно невероятный эффект для меня.
Думаю, в процессе этой работы я довольно многое впервые смог для себя сформулировать, а еще больше сумел вдруг просто понять – почему так, а не иначе. Ведь очень многое из того, что связывает с матерью, с отцом, не понимаешь, пока ты растешь. И только потом, со временем, осознаешь. Кем ты стал. Кем станут твои дети.
Думаю, отец не рассказал бы всего того, что говорил мне, любому журналисту. Да и журналист попросту не догадался бы (или не дерзнул бы) спросить все то, что спрашивал я. Как, например, умещаются в одном человеке потрясающие детские стихи, детская психология с абсолютным отсутствием интереса к детям? А очень просто. Он же сам – ребенок. И ощутить это, и рассказать мне было очень важно.
Одна журналистка мне сказала, что после просмотра фильма «Отец» по телевидению ночью бросилась звонить в Киев отцу, с которым не разговаривала двенадцать лет.
Вот это самая большая награда. Если твоя картина побуждает вспомнить о родителях. Или сравнить своих родителей и чьих-то. Или себя с отцом сравнить. Это уже есть духовная работа.
Позвоните родителям.
«12» (2007)
Когда-то я ставил в Щукинском училище спектакль по одноименной пьесе Роуза, делал инсценировку картины Люмета. Вышло забавно: из-за киносъемок во время учебного года, что в ту пору считалось серьезным нарушением дисциплины, меня выгнали из «Щуки», вымарали фамилию на афише. Тем не менее ребята премьеру сыграли. Говорят, получилось неплохо.
Тогда мне была интересна метаморфоза, которая происходит с персонажами, вынужденными принимать решение.
Но то действо не имеет почти ничего общего с картиной «12», которую даже нельзя считать классическим ремейком. Сходство заключается лишь в фабуле: двенадцать присяжных должны вынести приговор, сначала они склоняются к одному решению, но все оказывается не так просто. Больше никаких совпадений в картинах нет.
Кадр из фильма «12». Валентин Гафт, Алексей Горбунов, Сергей Маковецкий, Сергей Арцыбашев, Сергей Гармаш, Сергей Газаров, Алексей Петренко…
Вообще, рождение чего-то нового на глазах у зрителей – вещь очень терпкая, увлекательная. Мне этим нравилась пьеса. Но в целом там история о том, как прекрасен и гуманен в Америке закон. Наш фильм совсем о другом.
Это драматический детектив, я бы даже сказал, триллер. Мы делали эту картину вместе с Первым каналом, это был наш совместный проект.
Главное в фильме: у каждого из этих людей есть своя правда, но правд много, а истина одна, вот поиск этой истины и стал основой нашей картины.