Территория нелюбви
Шрифт:
«Я молю тебя, стоя на коленях, ведь я не хочу тебя потерять…» — звучит запоздалое признание из динамиков…
А крепкие ноги Алекс словно подламываются, и она падает на колени, безвольно опустив голову. Я жмурюсь от боли и невыносимо хочу обнять сестру, но этот костёр ещё не погас…
«И я надеюсь, что эта любовь заполнит моё сердце, ведь на самом деле я… Молю, молю тебя… Протяни мне руку в знак любви, малышка…» — упрямо настаивает кобель-искуситель…
Да пошёл он в жопу, Алька! Не верь этому раздолбаю!
Но крылья
«Я сломлен, и с трудом узнаю даже сам себя…» — на жалость давит, гад!
Вот и мы тебя, милок, не признаём! Да болт забить на твои вопли!
И Алекс не купилась. Крылья нашей огненной птахи превращаются в кулачки, и она яростно потрясает ими перед клювом Ричарда, доводя ворона до диареи. Однако он явно настроен досмотреть шоу до конца.
— Ой, дура бешеная! — испуганно причитает мама. — Может, нам скорую вызвать, а?
— Себе вызови! — со злостью шипит на неё наша кроткая Стеша и раздражённо командует: — Уйди отсюда в свою комнату.
Мимолётное удивление… но я не оглядываюсь и на реакцию мамы тоже не отвлекаюсь, потому что действо, развернувшееся в моей двенадцатиметровке, не позволяет отвести взгляд.
«С чего ты взяла, что нам пора найти друг другу замену?..» — не понимает любитель порноприключений.
Вот прям такой же непонятливый, как наша мама!
Но Алекс ему очень красиво разъясняет. Она так чувственно извивается и вращает бёдрами, что, кажется, я впервые осознаю преимущество пышных форм. Невольно залипаю на её танцующей круглой попе и думаю, что мне подобного эффекта ни за что не достичь. Прав был Рябинин — какая из меня танцовщица?! И какой же непроходимый кретин этот Вадька — профукать такое сокровище! А может, ещё… Ну уж нет — не может! Пусть узнает, писькин завоеватель, почем кило лиха!
«Я затаю надежду, что судьба всё равно приведёт меня к твоей двери…» — не сдаётся упёртый чертяка.
Ага, и сразу возглавишь пеший отряд озабоченных путешественников…
Сестрёнка, опомнись!
Но Алекс, кажется, уже ничего не видит и не слышит вокруг, кроме треклятого хита, втянувшего её в состояние аффекта. Её танец — это дикое исступление… истерическая исповедь… Мне не по себе, но я не понимаю, как это остановить и чем помочь… Может, холодной водой её потушить?
«Я держусь из последних сил, и мне некуда отступать…» — добивает мою сестру этот нытик.
Когда ж ты допоёшь, сволочь?!
Алекс неистово наращивает темп, а я с горечью и восторгом наблюдаю, как органично она влилась в этот рваный эмоциональный ритм… Сколько боли и страсти в каждом её движении… Сколько силы и жара в этом стремительном огненном вихре!.. И так мучительно видеть, как ломает мою сестру, и как сжигает её экстатическая агония.
Я отстранённо слышу, как позади меня сдавленно всхлипывает Стешка… Как снова и снова повторяет свои
Смотрю, как беспомощно вскидывает Алекс свои надломленные крылья и широко открывает рот в немом крике…
И до скрежета стискиваю зубы, глядя как прекрасное лицо моей сильной и гордой Алекс заливают слёзы…
Глава 12.1 Аика
Апрель
Весна выдалась невероятно тёплой и такой нервной — хоть домой не возвращайся. Но домой мне обязательно надо — ради Ричарда и Стефании. А причин волноваться за Стешку у меня вагон и ещё тележка. Погода в доме опасная — уже третий месяц штормит, и Стеф с её тонкой душевной организацией сильно укачивает.
А причина всему — Алекс. И её гадский развод. Да — он, в конце концов, состоялся и тряхнуло нас всех. Да если бы я только могла подумать, что моя сестра превратится вот в ЭТО… да я бы Вадику, как дятел, отстукивала сигналы об опасности. Хотя, с другой стороны, эта верёвочка и не могла бы виться пять лет.
Вадим прилетал дважды. В первый раз почти сразу же после инцидента. Не скажу, что я встретила его с распростёртыми объятиями, но перчить рану не стала. Алекс тогда казалась мне очень ранимой и потерянной, и я подумала — сдастся, не выдержит. Но она удивила — встретила мужа с улыбкой, без упрёков и весело процитировала: «Есть пары, созданные для любви, мы же были созданы для развода». И подала на развод.
Я думала, Вадик умом тронется — никогда не видела его таким чокнутым. Ох, что он творил — и умолял, и клялся собственным агрегатом, что больше ни-ни — даже смотреть ни на кого не станет, все переписки забросит, все на хрен буквы забудет… И напивался, и угрожал, и снова просил прощения… И плакал у меня в машине, уткнув лицо мне в коленки, и просил помощи. А я правда хотела помочь и верить ему хотела… Но Алекс оставалась непреклонной.
Неделю Вадик метался, как раненый зверь, а его жена лишь пожимала плечами — прошла, мол, любовь, что поделать… И Шекспиром его: «Привязанности нашей молодежи// Не в душах, а в концах ресниц, похоже». Это она в Бабаню! Я гордилась ею и злилась… Жалела Вадика, идиота, и ненавидела его за то, что он сделал и с собой, и с Алекс…
Провожая Вадика в аэропорту, Стешка шмыгала носом, мама щебетала, что всё непременно наладится и они ещё будут смеяться, вспоминая эти эпизоды своей жизни… Рябинин, обняв сына за плечи, тихо бубнил какие-то напутствия. А мне… мне тоже очень хотелось улететь… Хоть куда-нибудь.
Алекс не провожала мужа, но заранее пожелала ему мягкой посадки в Санта Барбаре.
А потом она стала совсем другой — холодной и замкнутой. Она стала чужой.
В состоянии сосульки наша старшенькая пребывала месяц — ровно до того момента, как её неверный примчался снова. Нагрянул аккурат перед Международным женским праздником — поздравить супругу и вновь попытать счастья. Вадик буквально завалил нашу квартиру цветами, и только ко мне в голову могла залететь идиотская и несвоевременная мысль: «Как на похороны».