Территория нелюбви

Перова Алиса

Сейчас бы моё ноющее тело погрузить в ванну с солями… Однако соль в наличии лишь пищевая, а ванна сидячая, но даже чтобы добраться до неё, мне необходимо выйти в коридор и взглянуть в рыжие глаза моего рыжего брата… и постараться не выразить кисляк на своём лице…

Та-ак, а это чей там ещё гнусавый голос?

Поднимаюсь с насиженного места и иду на звук. На шум и гам! Не квартира, а цыганский табор какой-то!..

На лицо картина — «Вторжение приблудного сына с какой-то бабой».

Некогда

упитанный подросток (ой, да что там — рыжий жирный боров!) с годами превратился в долговязого тощего задрота. Вот к этому ржавому веслу и припала всем телом мама, обливаясь слезами и причитая, как на похоронах. Сашка сегодня на редкость любвеобилен — одной рукой он нежно прижимает к себе маму, второй — Стешку. Почему-то к младшенькой он всегда был намного терпимее, чем к своей рыжей половинке. Наверное, поэтому Алекс сейчас стоит в сторонке, всем своим видом вопрошая: «А что здесь забыли эти люди?»

У меня тот же вопрос к расфуфыренной девице, приткнувшейся рядышком с обнимающейся троицей. Очень высокая стройная шатенка с большими красивыми глазами и длинным (больше, чем у Ричи) клювом внимательно рассматривает наше скромное жилище и брезгливо кривит губы.

По роду деятельности мне ежедневно приходится наблюдать подобную реакцию у клиентов, осматривающих вторичное жильё. Вот только сейчас я не на работе, а у себя дома, и мне совсем не нравятся гости. А вместо профессиональной улыбки для таких нежданчиков у меня всегда найдётся выкуси-сука-взгляд. Как раз на него и напоролась сейчас эта фифа. Однако мой свирепый вид ничуть не напугал долгоносую курицу. Напротив — губы незнакомки сложились в усмешку.

В этот же момент моё присутствие обнаружила Стешка.

— Айчик, смотри, Сашка к-к нам в гости п-приехал! А это его Мила, — Ах, как мило! — Ну, ты п-помнишь, я тебе рассказывала?

— Не помню, — ничуть не вру я, потому что все сведения об этом придурке я всегда пропускаю мимо ушей.

— Степаш! — изумлённо восклицает мама, вытаращившись на младшую дочь. — Какая Айчик? Ты уже забыла, о чём мы говорили на кухне?

Одуреть! Может, этот дуэт тоже примкнёт к обсуждению моего морального облика?

— М-мам, а п-при чём здесь…

— И о чём таком вы говорили? — перебив Стешку, весело вопрошает братец и бесцеремонно разглядывает меня с головы до ног.

— Это только наше дело, — рявкнула Алекс, полоснув по маме яростным взглядом, — и гостей не касается!

— Шурик, какая ты стала злющая! — заржал этот придурок и снова уставился на меня. — А кто это у нас не здоровается, а?

Это он мне, что ли?

— Айка! А ты совсем не меняешься, такая же мелкая пигалица! — скалится рыжая морда.

— А

ты возмудел, Александр, — я стараюсь говорить ровно и негромко, сдерживая порыв раскровить его рыжий пятак. — Даже, смотрю, сало подрастерял. Я слышала, ты на какой-то модной диете? Эффективно! И не беда, что грудь впалая, зато спина колесом.

— Всё та же борзая гейша, — цедит Сашок, но по его глазам я уже вижу, что он всё помнит и по-прежнему меня боится.

— Гейша?! Да это ещё слабо сказано! — обрадовалась мама и одновременно получила ответы:

— Мам, перестань! — от Стешки…

— Захлопни рот! — от Алекс.

На пару секунд повисла пауза… И вот чую я, что добром это не кончится…

12.7

И тут как понеслось недоброе!..

Мама, нащупав поддержку, вообще собрала всё в кучу — говно, котлеты, одуванчики… В собственном доме ей нет никакой жизни — ни комфорта, ни покоя, ни уважения! И денег нет! Одна дочь — идиотка — профукала миллионы! Вторая — воровка и проститутка! — пришкерила наследство, а у самой богатый папик-педофил!

А рыжий дурак весь с пониманием и сочувствием:

— Жесть! Как же ты так вляпалась, мамуль?!

А озверевшая Алекс вляпавшейся маме:

— Да если это правда, я тебя же первую посажу за сутенерство! — и любимому брату: — А ты заверни хлебало, подсирала!

И Стешка дрожащими губёшками:

— Мам, ты за-зачем так, с-с ума с-сошла?!

— Марш в свою комнату, мала ещё рассуждать! — негодует мама, пятясь от Алекс за спину сына.

— Да? А с-слушать эти г-гадости, я уже вы-выросла?

И шокированная по самый клюв Мила, приложив зеркальный маникюр к распахнутому рту:

— Какой ужас, Алекс! Вот это у тебя семейка!

Ох, как же бесит эта курица!

— А ты здесь что потеряла? Ты кто есть? — мой негромкий голос тонет в шумной брани, но носатая меня услышала.

— Послушай, девочка, я без пяти минут жена Александра! — И столько гонора в этом заявлении, будто речь об Александре Македонском, а не об этом дрищавом упыре. — Не доросла ты ещё мне тыкать, и впредь прошу обращаться ко мне на «Вы».

— Выхухоль, что ли? — уточняю я, и заливистый смех Стешки очень органично вплетается в этот сумасшедший дом.

— Слышь ты, овца, — шипит незваная гостья и делает ко мне решительный шаг, — тебя, кажется, давно не учили…

— Научи меня, — прошу, подходя почти вплотную и ощущая, как зудят и подрагивают от предвкушения мои руки. Но Сашка успевает среагировать и оттолкнуть от меня свою без пяти минут жену.

— Мил, не лезь к ней! — предостерегает.

— А что ты так за неё испугался? — психует она, но вмешивается Алекс: