Территория нелюбви
Шрифт:
— Это ты мне, своей матери?!. Ах ты неблагодарное отродье! Я всегда знала, что мы хлебнём с тобой горя! Тебя ещё восемнадцать лет назад следовало оставить в роддоме! Пожалели мелкое чудовище! И вот она, твоя благодарность! Но не думай, дрянь… — мама верещит, совершенно игнорируя своих других, желанных дочерей, и их попытки заткнуть ей рот.
Сейчас она видит и ненавидит только меня и выплёскивает всю ненависть, накопившуюся за долгие годы. За свою разбитую семейную жизнь, за якобы угробленную мной Бабаню, за украденное наследство, за отнятого у неё мужчину, к
Похоть и алчность! Лукавишь, мама, это твоё привычное состояние.
Я тоже сейчас вижу только ту, что называется моей матерью. И каждое брошенное ею слово, словно лезвие, истончает между нами невидимую и такую хлипкую нить. Ниточка кровного родства, давно лишённая нервных окончаний… А потому не больно. И вряд ли я уловлю момент, когда она иссякнет полностью.
— Так вот учти, теперь я знаю свои права и оспорю завещание через суд! Ты, наверное, забыла, что твой брат будущий юрист? — не сдаётся мама.
— У меня нет брата, — отрезаю тихо, но жёстко. — И можешь передать своему сыну, что если он ещё хоть раз здесь появится, я встречу его так, как он того заслуживает. А твои права я могу разъяснить прямо сейчас. Поскольку тебя нигде не ждут, я разрешаю тебе жить в этой квартире при условии, что ты не будешь нарушать тишину своим ором, прекратишь оскорблять Ричарда, станешь следить за порядком и ещё… Больше никогда не проси у меня деньги.
— Да ты охренела совсем? — в маминых глазах промелькнул испуг.
Кажется, она только что начала понимать, что я не шучу. Можно подумать, я вообще когда-то с ней шутила.
— Айка, ты же знаешь, что твой отец, жлобяра поганый, перестал высылать мне деньги. А мне что, прикажешь — сдохнуть теперь? Я ведь не смогу жить без денег! Я многодетная мать!
И беспросветная…
— Всё решаемо, мам. Возможно, деньги сейчас тоже где-то там страдают, оттого, что у них нет тебя. Так в чём же дело? Помогите себе обрести друг друга.
— Издеваешься?! А ты ещё не в курсе, что буквально пару часов назад этот урод объявил, что больше не будет мне платить? Из-за тебя, кстати!
Невероятно! А ведь мама на полном серьёзе считает, что все ей должны.
— Это тот самый урод, к которому ты впервые что-то почувствовала? — я улыбаюсь, наблюдая, как она закипает.
— Сучара! — мамина рука резко взлетает, но я перехватываю её около своего лица и до хруста сжимаю пальцы, не обращая внимания на её вопль и предостерегающе зыркнув на девчонок.
Этот разговор только между нами, мной и Настей — такими непохожими девочками.
— Но ты ведь такая умная и хитрая, мама, и всегда находила выход. Уверена, ты и теперь что-нибудь придумаешь, — отбрасываю её покрасневшую ладонь и поворачиваюсь к своей двери, но вдруг вспоминаю о важном: — Да, чуть не забыла… Хочу тебе сказать, что в моём новом доме для тебя не найдётся комнаты.
Всё. Отсекла.
Я легко отстраняюсь от оскорблений и угроз, от девчонок, пытающихся усмирить разбушевавшуюся родительницу и достучаться до меня.
Ричард,
Уплывая в сон, я представляю карие глаза… Вспоминаю голос: «Обо всём поговорим, Айя»… Мне кажется, я даже слышу ЕГО аромат, влекущий меня… опьяняющий…
12.11
Абсолютный раздрай. Мысли беспорядочно мечутся, путаются, ускользают… не позволяя зацепиться, поймать то главное, что вызывает болезненную тревогу… И ЭТО, непонятное мне, ворочается внутри, неприятно щекочет своими щупальцами, усиливаясь с каждой секундой. По своей природе я не слишком чувствительная и беспокойная, а потому просто не могу проигнорировать такое странное и несвойственное мне состояние.
Я притормаживаю, прибиваясь к обочине, и прикрываю глаза, стараясь понять, что не так… Даже Ричи сегодня вёл себя необычно… Тихо. После привычной утренней прогулки я приняла душ, наспех позавтракала и покинула квартиру. Стешка уже ушла в школу, Алекс только встала, а мама спала. Всё, как всегда… Но, когда я отъезжала от дома, Ричард неожиданно спикировал мне на капот… Он никогда так не делает… Знает, что я спешу, а сегодня…
К чёрту работу! Вцепившись в руль, я прорываюсь сквозь утренний поток машин и разворачиваюсь через две сплошные. Домой! Быстрее! Быстрее!..
Да быстрее же, паралитики, что вы все тянетесь?! Прочь с дороги!
Когда салон наполняется звуком мобильного, я уже точно знаю, что это из дома, и вжимаю газ в пол.
Я почти не помню… не понимаю, что такое — страшно. Но сейчас я отчего-то очень боюсь принять вызов. Телефон едва не выскальзывает из внезапно вспотевшей ладони и из динамика доносится громкий вой мамы, сквозь который холодно и жёстко прозвучал голос Алекс:
— Айка, ты должна вернуться.
Она ничего больше не говорит, а я не спрашиваю… Отбросив телефон, я врываюсь в воображаемый тоннель, несущий меня в пугающую неизвестность…
Возле дома я поднимаю взгляд на балкон, но, вместо Ричи, вижу огненную гриву Алекс… Сердце пропускает удар, ещё… Подъезд… лестница… дверь… балкон…
Я не слышу больше звуков… Весь мир сузился до моего Ричарда, лежащего передо мной небольшой подрагивающей горкой чёрных перьев… Это и есть весь мой мир.
Отравлен!
Это понимание проносится по касательной, не позволяя мне отвлечься…
— Ричи, — я провожу ладонью по потускневшему оперению. — Ричи, ну ты чего?..
Мутные, будто затянутые матовой плёнкой глаза проясняются… Услышал! Увидел меня!..
Он всё понимает… Мой Ричи знал, что я приду… И не улетел… удержался здесь… Он дождался меня. В его умных и таких пронзительных глазах протяжным эхом отражается мой отчаянный немой крик… и жгучая нестерпимая боль… Наша боль. Его глаза снова начинают мутнеть… Ричи наверняка уже не видит меня, но он должен чувствовать, что я с ним…