Терять или находить
Шрифт:
– Женек, давай кто быстрее туда залезет! – я показываю на крышу, мы мчимся, карабкаемся и, наконец, вместе оказываемся наверху. Садимся рядом, собирая голыми руками снег, бросаем его – кто выше и дальше. Постепенно руки привыкают, мы уже не торопимся, прицеливаемся спокойно и только тогда швыряем комок.
– Слышь, у тебя какие планы на неделю? – спрашивает Женька.
– Ну, какие планы… Завтра я должен заниматься музыкой три часа. В среду свободен, а в четверг давай к Сергеичу сходим – я хотел в его кружке автомат деревянный сделать…
– А мне надо
– Да ладно тебе, завтра придет и пригласишь.
– А какие у тебя дела? – спрашиваю после небольшой паузы.
– Завтра сяду делать уроки, в среду с тобой погуляем, в четверг снова вместе… А уж в пятницу домой.
– Женек, слышь… Давай, кто между тех окон попадет?
Я показываю на окна спортзала. Мы целимся, бросаем одновременно, и Женька попадает прямо в стекло. Как сумасшедшие слетаем с крыши и бежим в школьную раздевалку, пока не засекли воспиталки. Здесь мы отдыхаем и раздеваемся.
– Ну что, пошли в класс сходим что ли? – и мы как обычно в обнимку идем в класс.
– Там, на диване, сидит Катька.
– Читаешь, Кать?
Она говорит тихо, будто боится чего-то:
– Да вот… «Приключения Тома Сойера».
А рядом с ней о чем-то шепчутся Анька со Светкой.
– Девчонки, чего секретничаете?
– Про тебя! Как ты Маринке записку с признанием в любви передал, – говорит Анька, и Женькины уши-лопухи начинаю краснеть.
– Что, Жень, краснеешь?! – говорит Лидия Максимовна. – Пристыдили тебя девчонки-то наши?
Он, молча, отворачивается.
– Лидия Максимовна, а где Мишка? – спрашиваю.
– В классе, с Гусевым в шашки играет.
Я иду к ним, и так заканчивается день, обычный день в нашем интернате.
Нас по очереди отправляют в спальню, в девять часов отбой для младших, а для старших – в десять. Мы с Женькой моем ноги, чистим зубы и плетемся в спальню готовится ко сну, но какой сон, когда еще нет и девяти?!
Лежим в разобранных постелях, воспитательницу сменяет нянька, и Лидия Максимовна, желая нам спокойной ночи, отправляется домой.
Старшие выходят, и один задира сразу поворачивается ко мне.
– А где мой ботинок, это ты его взял? – и тут же бьет подушкой по голове.
Я не трус, поэтому хватаюсь за свою подушку. Начинается свалка. Подушки летят в стороны, а потом входит нянечка, и я, как всегда, остаюсь виноватым. Она берет меня за руку, стыдит и выводит на полчаса из спальни. Там стою босиком, в одних трусах. Вдруг открывается дверь, и я вижу Женька.
– Может, вместе постоим? – спрашивает он.
– Передай Женьку Гусеву, что ему хана, – отвечаю шепотом.
Тут появляется нянечка:
– Тебе-то что не спится?
Женька говорит, что просто вышел в туалет. Она отправляет его спать, а мне разрешает лечь минут через двадцать, предупредив, что если мы снова будем шуметь, она останется в спальне, пока не уснем.
Отстояв двадцать минут, иду прямиком к Гусеву, который уже уснул. Я бью его подушкой со всего размаха, пока он не начинает
– Совсем распоясался, задира, ну-ка марш спать!
Напоследок я грожу кулаком Гусеву, а нянечка садится на диван, следя за нами. Наконец, она уходит, выключая свет, и мы с Женькой еще долго разговариваем шепотом, пока глаза сами не начинаются слипаться.
********
– Подъем, подъем! – кто-то толкает меня в спину. – Вставай!
Старшие будят нас каждое утро ровно в восемь. Я расталкиваю Женьку.
– Елки-палки, уже утро, – он потягивается, зевая.
Мы нехотя вылезаем из-под одеяла, умываемся и съедаем чуть-чуть зубной пасты, чтобы не тратить времени на чистку зубов. Потом идет зарядка и уборка кровати. Это тяжело: белье надо сложить так, чтобы ни одной складки не осталось. Мы с Женькой заправляем сначала одну, потом вторую – вдвоем получается проще – и ждем, когда наши постели примет воспитательница Анна Константиновна. У других ребят не получается таких ровно убранных кроватей, и когда воспитатель входит, то хвалит нас и просит помочь остальным. Мы помогаем всем и быстрее других оказываемся возле столовой – та даже еще не открыта.
У дверей скапливается народ: здесь и младшие первоклашки, и девчонки, и мы. Здороваемся с каждым вновь прибывшим. Со старшими и хорошими ребятами даже за руку, потому что они не бьют нас, как некоторые придурки, а рассказывают интересные истории. У меня есть один такой друг, Саша Измайлов. У него курчавые волосы и очень низкий голос.
Вот, как раз он подошёл, погладил меня и Женька по голове.
– Привет, киндер-шоколадка и киндер-сюрприз, – говорит он. – Вас сегодня ругать будут, что вчера много слопали.
Все смеются, потому что он шутит. А потом двери в столовую открываются, и мы ломимся внутрь.
Наших мало – только я, Мишка, Андрей, Катька, Анька и Светка, но я все равно желаю всем приятного аппетита и принимаюсь за манную кашу с белым хлебом.
Мы торопимся, ведь сегодня особенный вторник – первое декабря. Совсем скоро, через какой-то месяц, будет долгожданный праздник. Людмила Анатольевна напоминает нам об этом, когда здоровается. Начинаются уроки.
На перемене вижу Женьку, он приносит мне радостную новость: видел, как в школу шла Настя. Мы летим вниз, и я здороваюсь с Настей в дверях, а потом благодарю Женьку и говорю, что буду должен. Даем друг другу пять и разбегаемся по классам.
В классе пишу Насте записку, спрашиваю, почему ее не было. В ответ мне приходит: «Много будешь знать, скоро состаришься», и я весь оставшийся день мучаюсь вопросом.
На перемене ко мне подходит Марина и просит передать Женьке привет.
– Ладно, – отвечаю.
– А чего он сам не подойдет? – с улыбкой говорит Маринка.
– Слушай-ка, Марин, давай так: я спрошу у него, а ты тогда узнай, почему Насти вчера не было.
– А чего тут узнавать? Она вчера поздно приехала, утром холодно было – потому и не пошла.