Теряя невинность. Автобиография
Шрифт:
21. У нас осталось примерно две секунды для последней молитвы
Пригнитесь! – крикнул я Дженет и ее мужу Ренэ и включил горелку. Не хотел, чтобы волосы Дженет загорелись; сам я, находясь на воздушном шаре, всегда носил шапку, чтобы не обжечь голову. Когда пламя рванулось в оболочку, мы посмотрели вверх. Воздушный шар вытянулся на веревке, и я отчалил. Дженет смотрела вниз через край плетеной корзины, как земля удалялась от нас. На Дженет была старая меховая куртка, которую мы нашли в гардеробе, поскольку она не взяла с собой никакой теплой одежды, пригодной для полета. Она выглядела очень маленькой. Ренэ позаимствовал старую летную куртку.
Мы плыли в тишине
Одновременно с переговорами с Саддамом Хусейном я начал вести переговоры с Дженет Джэксон, которая проявила интерес к заключению контракта с Virgin Music. Как и королева Hyp, Дженет спросила, не может ли она подняться на воздушном шаре. Я пригласил ее в Милл-Энд.
Я люблю летать на воздушном шаре. Это одно из самых мирных занятий, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело, и оно дает ощущение полного слияния с природой. Если не считать моментов, когда включаешь горелку, что пугает лошадей и коров и обращает их в паническое бегство через поля, в остальное время ты плавно движешься по воздуху и чувствуешь свою совершенную оторванность от мира. Никто не может позвонить, никто не может помешать лететь: ты свободен. Воздушный шар – один из самых естественных способов передвижения, и когда воздушный шар висит в небе, я вижу, что он так же прекрасен, как и весь окружающий ландшафт. Он не вредит среде, как это делает моторная лодка или автомашина. К тому же, с высоты воздушного шара открываются изумительные виды природы и того, что находится прямо под тобой. Однажды я пролетал над стогом сена и обнаружил двух совершенно нагих любовников, свернувшихся на нем, вне пределов видимости всех людей, но только не меня. Они бросились в разные стороны, когда я включил пропановую горелку в десяти футах над ними.
С Дженет и Ренэ на борту мы последовали вдоль русла реки Червелл по направлению к Оксфорду. Вскоре мы уже могли различить шпили его зданий. Когда подлетели поближе, я перестал поджигать газ, и мы медленно опустились. Ветер был настолько слабым, что нас почти не отнесло, и мы могли слышать шум, доносящийся с улиц внизу.
– Здравствуйте, там, внизу! – Дженет перегнулась через край корзины и помахала нескольким студентам университета, которые ехали на своих велосипедах. Они перестали крутить педали и помахали в ответ.
– В последний раз я летал над Оксфордом с Майком Олдфилдом. – сообщил я Дженет. – У меня кончилось топливо, и я совершил вынужденную посадку на крышу местного хлебозавода. Оксфордская газета опубликовала карикатуру, сопроводив ее вопросом: не закончился ли у меня и запас хлеба?
Мы еще были в солнечных лучах, когда увидели, что на землю под нами упала тень. Темно-красное осеннее солнце уже начинало заходить, а по небу в форме буквы V летела стая гусей. Если бы мы протянули руки, могли бы почти коснуться их крыльев. Наконец, мы приземлились на лугах церкви Христа, откуда нас забрала машина. В тот вечер Джоан приготовила жареных цыплят, и мы поужинали за кухонным столом. Все закончилось прослушиванием Trivial Pursuit, мы разошлись по спальням, обессиленные от свежего воздуха. Несмотря на то, что тогда и слова не было о бизнесе, я был уверен, что Дженет Джексон захочет подписать контракт с Virgin.
Мой следующий полет на воздушном шаре не обещал быть таким же идиллическим, как та осенняя прогулка над Оксфордом в плетеной корзине. С тех самых пор, как мы отменили полет в декабре прошлого года, Пер работал над новой оболочкой для воздушного шара, которому предстояло перенести нас через Тихий океан. К началу декабря она была отправлена морем в Мияконойо, чтобы состыковаться с гондолой и подождать хорошее струйное течение.
Японский воздухоплаватель Фумио Ниуа спровоцировал нас на попытку первыми пересечь Тихий океан и планировал полет на воздушном шаре с использованием гелия. Мы с Пером, наши семьи и специалисты, готовившие полет, прибыли в Мияконойо. Я поговорил с Фумио по радиосвязи, мы даже пошутили, пока продолжались приготовления к полету. Ему также не позволял подняться в небо не по сезону слабый струйный поток, который, по расчетам метеорологов, мог оставить нас в неподвижности где-нибудь над Тихим океаном. Мы ждали и отрабатывали приемы обеспечения безопасности. По выпускам CNN следили за возрастанием напряженности в районе Персидского залива. Мы были уверены, что союзнические войска атакуют Ирак сразу после Рождества. Мы договорились с Пером, что в случае объявления войны Ираку отменим полет во второй раз и разъедемся по домам.
Настало Рождество, а в Персидском заливе по-прежнему не было войны, как, впрочем, и никаких признаков достаточно сильного струйного течения, которое было бы способно перенести нас через Тихий океан. Боб Райе сообщил, что, по всей вероятности, еще как минимум неделю придется ждать улучшения ситуации. Пер на Рождество полетел обратно в Англию. Джоан, я и вся моя семья отправились на Ишигаки – остров к югу от японского побережья.
Остров был очень тихий, с классическим японским ландшафтом – горы и море. Я проводил время с родителями, мы наблюдали за рыбаками в челноках, которые для добычи рыбы использовали больших бакланов. Эти рыбаки были живым воплощением традиции, насчитывавшей несколько тысячелетий. Они высаживали в линию вдоль борта лодки шесть или семь птиц, и бакланы один за другим ныряли в воду за рыбой. Затем птицы возвращались на лодку и открывали клювы, рыбаки могли достать рыбу. Вокруг птичьих шей были кольца, не позволявшие им проглатывать добычу.
Мне очень хотелось поговорить с этими рыбаками. Наверное, как все люди, они беспокоились о хлебе насущном и о своих семьях, но жизнь их была такой уравновешенной и уходящей корнями в такую древнюю традицию, что мне казалось: они, должно быть, живут в таком ладу со временем, как мне не удавалось никогда. Хотел бы я знать, как бы они отнеслись к моей постоянной спешке, моему желанию открывать новые компании, испытать себя и перелететь через Тихий океан на воздушном шаре на высоте 30 тысяч футов. В конце нашего отдыха Джоан забрала детей в Лондон, чтобы они могли пойти в школу. Понятно, что Джоан не одобряла мои занятия воздухоплаванием, еще меньше она хотела присутствовать при старте. Я обнял их всех на прощание в токийском аэропорту Нарита и стал настраиваться на полет. Когда мы с родителями шли через аэропорт, чтобы сесть на внутренний рейс до Мияконойо, я увидел телевизионный экран. Крупным планом в новостях показывали вертолет, зависавший над морем и поднимавший на борт тело. По почтительному тону репортера я сразу понял, что это – Фумио, и он мертв.
До сих пор мы все находились в приподнятом настроении, но увиденное заставило задуматься о наших жизнях и будущем риске, который вполне реален: это могли быть и мы. Мы нашли кого-то, кто немного говорил по-английски. Оказывается, Фумио взлетел накануне угром, но разбился в море, совсем недалеко от побережья. Из своей гондолы он по радио просил о помощи, но когда прибыл спасательный вертолет, он уже умер от переохлаждения.
Вид тела Фумио, которое достали при помощи лебедки из ледяного океана уничтожил большую часть моего энтузиазма в отношении полета. У меня было плохое предчувствие, но я не мог взять свои слова назад. Если погодные условия будут благоприятными, мы заберемся в гондолу и взлетим. Я положился на волю судьбы и заставил себя действовать как можно лучше.
Позже мы точно узнали, что случилось с Фумио. Он поднялся в воздух за день до того, как мы должны были вернуться, надеясь обогнать нас. Сильные ветры разорвали оболочку воздушного шара, заставив совершить вынужденную посадку в гондоле на воды Тихого океана. Но океан был таким бурным, что когда прибыл гидросамолет, оказалось невозможным поднять Фумио на борт, и пилоты самолета по рации запросили вертолет. После этого возникла заминка, поскольку спасательные службы решали, какой именно вертолет следует послать. И когда вертолет прибыл, Фумио был уже мертв. Он преодолел только 10 миль из 8 тысяч планировавшихся. Это было своевременным предупреждением.