Тесные комнаты
Шрифт:
– И ты не предашь меня, никогда, что бы ни случилось?
Но юноша был сейчас еще больше одинок, чем Рой, и ему казалось, что без Роя с его ужасной любовью, и с его ненавистью к другому человеку, которая переросла в одержимость, его, Браена, уже не ждет ничего, кроме перспективы остаться совершенно одному в тридцати комнатном доме покойных родителей, и так и умереть там всеми покинутым богатеньким сиротой, о котором никто не позаботится и не вспомнит.
– Никогда, - поклялся Браен.
– Как-то не особо убедительно
– Если я говорю, что кроме тебя у меня в этой жизни никого, - хрипло уверил Браен, - значит так и есть. У меня больше ни души на этом свете, Рой, так что будь спокоен.
Сказав это, он ушел, отчасти убедив своего старшего друга, и унося в сердце любовь такой силы, какая вообще бывает на этом чертовом свете.
– Но я как-то не испытываю к Сиднею ненависти, - признался Браен через несколько дней после того как они с Роем, не успев оглянуться, сделались любовниками.
– Не ты ли мне вечно в клянешься в любви, Браен.
– Да, я тебя люблю, это правда, - ответил Браен и замолчал. Юноша нередко вот так умолкал, и когда он впервые объяснил Рою причину, его слова тронули даже точильщика ножниц, ибо Браен выразился так" "жду, что сердце подскажет верный ответ". Рой страстно поцеловал его, услышав подобное признание.
– Больше не жди, - сказал он ему тогда, - и знай, что ты только мой.
А потом настал день, когда Рой спросил его: "Если ты правда меня любишь, то почему мои враги не могут стать твоими врагами?"
– Ты прав, я больше никогда не смогу назвать Сиднея другом, - честно признался Браен, - после того, как ты мне рассказал, как он влепил тебе пощечину, унизив и опозорив тебя при всех.
– Уж надо думать, что теперь ты не станешь водить дружбу с таким человеком, - чуть не взвыл Рой от ярости.
– Не знаю что со мной будет, если ты вдруг перебежишь на его сторону...
– Что ты такое говоришь, Рой. Я тебе повторял и не устану повторять, что кроме тебя у меня в этом мире нет никого. Ты дал мне понять какой я есть, заглянуть самому себе в душу. Так что конечно твой враг это и мой враг.
– неуверенно пробубнил юноша.
– Конечно, Браен, насчет первого я тебе верю. Но готов ли ты на деле доказать, что любишь меня так сильно как говоришь. Вот я о чем.
– Да разве я тебе этого постоянно не доказываю?!
– вскричал Браен с тревогой и неподдельным страхом.
– Не отдаю тебе всю свою любовь? Или этого мало?
– Убеди меня не словами а действиями, Браен.
– Разве мои ласки не действия?
– Мне нужно больше доказательств, Браен. А то я вижу, что ты любишь меня только как любовника. Любишь меня только в постели.
– Вот уж неправда, Рой, - возразил Браен, однако это вышло у него очень неубедительно.
–
– О, Рой... Сам подумай что говоришь. Убивать ради любви.
– Именно.
Браен замотал головой. Чуть не плача, он попробовал взять Роя за руку, чтобы как-то разувериться в услышанном, но его старший друг сердито пресек эти нежности.
– Не любишь ты меня, Браен.
– Люблю, люблю. Ты мой единственный... Но я не могу убить ради тебя. Не могу.
Рой встал с места и принялся прохаживаться по комнате, запустив руки в карманы и позвякивая в них гвоздями, которые он купил в мастерской плотника; его плотно сжатые губы искривились. Несмотря на свою неопрятную, если не сказать грязную наружность, в последнее время - по крайней мере, в глазах молодого МакФи - Рой стал еще красивее, и напоминал Кожаного Чулка из иллюстрации к роману, вот только куда более распутного и свирепого.
– Рой, ты таких вещей даже не думай, не то что не говори. У меня от них просто мороз по коже.
– Да чего ты раскудахтался?
– яростно обрушился Рой на Браена. - Посмотри на шрам у меня под глазом, посмотри как следует. Это по его вине. Спросишь по чьей? Сиднея Де Лейкс, вот по чьей. Он мучил меня все годы, пока мы были мальчишками - пренебрегал мной, не желал меня знать на людях, глумился в школе, а ведь я делал всю его домашку, вкалывал на него рабом, чтобы он окончил восьмой класс, и даже старшую школу, а если он мне и давал, то всего лишь изредка... где-нибудь за спортзалом... всего лишь изредка... Глаза Роя сделались тусклыми, почти не видящими: они стали подобны глазам найденной на раскопках статуи.
– Давал мне по прихоти, а после плевал на меня хотел, даром, что я расшибался для него в лепешку...
Браен, который даже не представлял себе, как глубоко страдал Рой, пораженный его словами попытался обнять любовника, но салотоп оттолкнул его от себя. При этом он выронил из руки гвозди.
– Пустое место, - яростно продолжал Рой, - сидит сычом дома все эти годы, никто по жизни, разве что в школе побыл футбольной звездой - чтобы в колледж пойти он слишком тупой, тут надо, чтобы я был всегда под боком и вкалывал вместо него - короче никудышный как пена на самогонном пойле...
Рой наклонился и подобрал один из упавших гвоздей.
– Но ведь он работает на заправке, - вставил слово Браен, пытаясь отвести шквал гнева, который теперь надвигался в его сторону.
– По-твоему это называется работать, а? Погляди вот на мои руки, тогда поймешь, что такое действительно работать. Видал? - Он сунул свою руку, демонстрируя четыре жилистых, покрытых рубцами, мозолистых пальца с грязными ногтями и коренастый и натруженный большой, прямо под нос мальчику.
– Кто будет о нем грустить, если его убьют, Браен? Он сгреб мальчика в объятия и поцеловал в лоб.
– Скажи мне, кто?