Тесные комнаты
Шрифт:
– Ты пожалеешь, Рой... если не оставишь нас в покое. Особенно его.
– Гарет подступил к салотопу вплотную, так что их лица разделяли считанные сантиметры.
– Что он тебе вообще сделал, за что ты так его ненавидишь?
– У тебя еще хватает наглости об этом заикаться?... Может ты не слышал, что он убил Браена МакФи? А раз так, ты тем более не знаешь, что прежде чем убить Браена, он убил меня... Все то время в средней и старшей школе я непрерывно думал только о нем...
Гарет в ужасе попятился, потому как юноша понял, что последние слова произнес человек, который уже не ведал о его присутствии.
– Все эти годы, когда я был совсем один и рядом только зверюга отец, Сид был единственным, о ком я думал днем и ночью... В первый раз в жизни, когда я погонял член,
– закончил Рой, уже вполне вернувшись в действительность и вновь обратив взгляд на Гарета.
Пока Рой смотрел на юношу, одно неистовое выражение его лица сменялось другим, еще более неистовым, насколько это вообще возможно, или, по крайней мере, имевшим другой характер дикости.
Ринувшись к комоду, и чуть не разбив его на кусочки, Рой выдрал ящик, и выхватив оттуда пистолет Гарета, наставил его гостю в грудь.
– Знаешь куда мы с тобой отправимся, чтобы разобраться с нашей проблемой?
– поинтересовался Рой.
– Ни за что не угадаешь... Так вот, раз ты заявился ко мне и упомянул имя Браена МакФи, хотя я никому не позволяю произносить его в моем присутствии... Мы с тобой поедем на кладбище Аллея Белых Кленов, навестим его там и спросим, что он думает насчет того, чтобы я отпустил от твоего любовника на все четыре стороны... А ну живо в седло, раз ты так любишь путешествовать верхом... Пошел, - прикрикнул Рой, наставив пистолет юноше в голову и вытолкав того в ночную темноту.
Они помчались сломя голову вдвоем на коне Гарета - Рой правил браздами, а Гарет ухватился него изо всех сил, потому что, как ему показалось, салотоп нарочно выбирал самые ухабистые и грязные окольные дороги, самые глухие и, конечно, самые безлюдные. Ночь моросила мелким сырым снегом, хотя блеклый полумесяц еще проглядывал на клочке неба, не затянувшимся пеленой туч.
Наконец, скачка, которая, как показалась успевшему натерпеться ужаса Гарету, продолжалась целую ночь, кончилась и они подъехали к ограде с южной стороны кладбища Аллея Белых Кленов. Рой прикинул на глаз высоту решетки, по верху которой торчали массивные железные пики. А затем, хлыстнув коня стеком и гаркнув таким голосом, что если бы мертвецов можно было разбудить криком, то крик этот звучал бы, скорее всего, именно так, он одним неимоверным напряжением мышц и нервов верхом перемахнул через ограду.
Затем Гарет услышал, как под копытами лошади зашуршал ровный гравий дорожки (Гарет с самого начала скачки зажмурил глаза и больше не открывал) и, наконец, как Рой маниакальным и властным голосом, крикнул коню "Хоа!"
После смелого прыжка и неистового вопля воцарилась тишина, в которой было слышно, как с сосновой хвои непрерывно капает на землю мокрый снег.
И вот, перед ними предстала могила Браена, окруженная множеством других могил, которые были еще времен Революции, с вкрапленными здесь и там надгробиями солдат периода Гражданской Войны, а также другими мемориалами о тех, кто сражался и погиб за правое дело. Браена удостоили чести быть здесь похороненным, потому что и его отец и его дед оба воевали за свою страну.
Внезапно Гарет отпихнул Роя в сторону, едва не сбив с того ног, и, обнажив голову, опустился на колени на скромный надгробный камень, над которым стояла фигура небольшого белого ангела, читающего слова со скрижали.
Прижав к груди свою большую вымокшую широкополую шляпу, Гарет заговорил нараспев. "К тебе, невольно ставшему виновником гибели моей семьи, Браен, если ты слышишь меня где-то там, по ту сторону, где бы ты сейчас ни был, я обращаюсь с мольбой" (тут слова его стали прерываться рыданиями, вызванными смятением и яростью, что переполняли его) "молю тебя и заклинаю, спаси дом мой от гибели и воздай возмездие этому дьявольскому извергу, который хочет отправить нас в могилу вслед за тобой. Если нам суждено умереть, и Сиднею, и мне, и моей матери, то мы принимаем нашу участь, но да не произойдет это от рук вышеупомянутого
Поднявшись с земли, Гарет посмотрел в глаза точильщику ножниц, чье лицо после его слов исказилось, став до того неузнаваемым, что юноша невольно ахнул от неподдельного ужаса, однако Рой тут же задушил его возглас, зажав ему рот ладонью.
– Посмотрим, услышит ли тебя Браен МакФи теперь, - произнес Рой, и замахнувшись стеком хлестнул им юношу по губам.
Затем, он швырнул Гарета на край могилы, и прижав его к земле и распластав лицом вниз, встал ему коленями на спину и сорвал с него брюки. Рой принялся методично, неспешно, бить его в затылок кулаком и хлопать по нему ладонью до тех пор, пока Гарет не задергался в конвульсиях, после чего остался лежать ничком точно маленький зверек, которого охотник добил головой о железную стойку. Приспустив с себя штаны ровно настолько, чтобы высвободить твердо стоящий пенис и оставив яйца прикрытыми одеждой, как у разрушенных или исковерканных статуй, Рой оросил зад своего поверженного ниц противника обильным потоком слюны, и ликующе вошел в непослушного ученика властными, но не слишком свирепыми по его меркам толчками. Наконец, после пылкого неистовства, длившегося целую вечность, чувствуя, что оргазм на подходе, Рой прокричал, обращаясь к темному своду неба и к жалобной статуе ангела, что стоял на страже над могилой: "Ну что, Браен МакФи, слышишь молитву своего одноразового любовника, из самого адового жерла? Если да, то пусти молнию, где бы ты ни был, а иначе пусть знает, что мертвецы не только не могут лезть в дела живых, но и вообще не способны отличить землю от ада... Слышно тебе, а Браен, слышно как он верещит во всю глотку?" И взявшись за стек, Рой осыпал распростертого на могиле юношу градом ударов. Затем, сорвав с Гарета остатки одежды, Рой рывком поднял его тело с земли, разжал ему пальцами веки, и принялся яростно лупить по его щекам, плевать в глаза, и рыча извергать шквалы оскорблений ему в лицо, хотя на том уже и лица не было, после чего усадил юношу верхом на лошадь.
– Отправим твою задницу домой в лучшем виде, прямиком к постельному дружку и старой полоумной мамаше, - напутствовал его Рой, прикручивая Гарета шнуром и толстой веревкой к седлу, чтобы тот не свалился с лошади по пути обратно, а затем, открыв редко использовавшиеся ворота, он напоследок обложил его такой отборной и оглушительной бранью, что Гарету показалось, что ушные перепонки у него сейчас лопнут, и прежде, чем хлестнув лошадь по бокам пустить ее в прыть, точильщик ножниц заорал: "дуй домой, если эта хромая скотина сумеет отыскать дорогу, и покажи своему дружку Сиднею что его ждет, объявись он еще хоть раз рядом с моей землей или собственностью..."
Гарет добрался до дома, чуть только в небе над горами выступили первые шафрановые прожилки рассвета. Шнур, которым Рой прикрутил его к лошади, отвязался почти сразу. По дороге ему встретилось несколько пикапов. Водители изумленно глядели на него, а один пикап даже остановился, но потом поехал дальше. Первым всадника заметил рабочий, приносивший лошадям сено: он как раз был возле дома Ирен Уэйзи, заложенного за долги, и завидев Гарета, тотчас обернулся к дверям и позвал Сиднея, который только что встал. Едва взглянув на юношу, Сид рванулся наверх, перескакивая по три ступеньки, за одеялом и домашними тапочками. Потом, закутав Гарета по самые глаза, он помог ему самостоятельно подняться в свою комнату.
– Да, это сделал он, - наконец ответил Гарет на не заданный вслух вопрос Сиднея. При этом оба избегали встречаться взглядами.
– Если хочешь рассказать что было, рассказывай, - сказал Сидней, отводя глаза от измученного, стучавшего зубами юноши.
Гарет ухмыльнулся, разом выложил худшие факты, и лег на постель. Сидней не без отвращения подумал о том, что он ведет себя так, как будто даже доволен собой.
Когда Сидней начал описывать Ирен случившееся, та, не дав ему сказать и десяти слов, набрала шерифу, но затем, стыдясь и страшась того, что точильщик ножниц сделал и что еще может совершить, она по совету Сиднея перезвонила офицеру и попросила того не беспокоиться.