Тетрадь в десять листов
Шрифт:
В ответ наседка больно клюнула Мишико в руку.
— Ой! — закричал Мишико и ударил наседку кукурузным стеблем.
Испуганная курица взлетела на крышу курятника, оттуда перелетела во двор, кудахтая и проклиная нас на своем языке. Наверное, она очень удивилась: почему это ребята перестали бояться бабушку Фати. Наше «наступление» завершил Тигренок — погнался за наседкой и куда-то загнал ее.
В гнезде оказалось двадцать пять яиц. Мишико несколько раз пересчитал их. Все они были горячие, как нагретые на солнце камни. Мишико сунул руку в карман.
— Зачем ты принес куриное яйцо?
— Это мое дело, — улыбнулся он.
— А может, оно утиное?
— Нет, куриное… наседка сидит уже третий день, вдруг нам попадется испорченное яйцо! Лучше мы одно выкинем и заменим этим. А ну, еще раз пересчитай.
Пока я считал яйца, Мишико наклонил кувшин так, чтобы показалась вода, окунул шприц и потянул к себе поршень, но вода не прошла в иголку.
— Наверное, проволока продета, а ну посмотри! — сказал я.
Мишико взглянул на кончик иглы и вытащил длинную проволочку.
— Молодец! — проговорил он.
Затем Мишико три раза промыл шприц, взял в руки куриное яйцо и ловко проколол его иглой.
Мишико передал мне яйцо, а сам стал осторожно вытягивать поршень. Сперва показался белок, затем желток, потом все смешалось в прозрачном стеклянном шприце.
— Хватит! — сказал Мишико, снял иглу со шприца и вылил содержимое.
Потом раскрыл листья смоковницы и взял в руки соловьиное яйцо. От волнения сердце у меня заколотилось сильно-сильно. На одну минуту я представил, что мы добились своей цели, что всему миру стали известны наши имена, что о нас пишут в газетах, что нас вызвали в Москву. Ведь всякое бывает в жизни. Интересно, когда прибывает поезд в Москву, днем или вечером?
— А тут нужна особая осторожность, — сказал Мишико, взял двумя пальцами соловьиное яйцо, проколол и выкачал из него белок.
Поглядев на шприц, Мишико убедился, что выкачал достаточно, затем он взял полупустое куриное яйцо, второй раз вонзил в него иглу и осторожно нажал на поршень. Цилиндр постепенно опорожнялся, а наши опасения все усиливались. Разве не чудо — смешать белок куриного яйца с соловьиным!
— Операция окончена, — улыбнулся Мишико. Я взглянул на него: мой брат побледнел от волнения. — Химический карандаш есть? — спросил он дрожащим голосом.
Я сбегал за карандашом.
— Нужно сделать метку на нашем яйце, чтобы не спутать, — пояснил Мишико и, лизнув кончик карандаша, поставил на яйце большую, как родинка, точку. — Смотри и запоминай, куда я кладу яйцо.
Мы вышли из курятника, захватив с собой вынутое из гнезда яйцо, и, спустившись в сад, забросили его далеко в кусты. Мишико как-то сразу изменился, стал ходить медленно и степенно; раза два даже обратился ко мне на «вы», будто я весьма почтенная персона, и наконец торжественно произнес:
— Пожалуйте сегодня к нам обедать!
От всего пережитого я и сам мало что соображал. Может быть, Мишико действительно прав? Ведь скрестили же курицу с гусем!..
Вечером бабушка
— Что такое? Видно, кто-то спугнул наседку, и она не хочет подойти к гнезду.
Мне стало жарко… А что, если наседка больше совсем не захочет сесть на яйца?
Я заглянул в курятник. К моей радости, наседка уже сидела на месте.
Ночью я никак не мог заснуть, все думал, на кого будет похож наш цыпленок — на курицу, на соловья или на обоих вместе? А Мишико, наверное, уже спит, лежит себе в темной комнате и даже во сне теребит свой нос, хотя в такую темную ночь можно и собственного носа не найти.
Ночью мне приснилось, будто наступила осень. А наши куры вдруг вспорхнули на деревья и стали сладко распевать, словно соловьи, потом поднялись высоко-высоко и полетели в теплые края. И будто все село высыпало на улицу посмотреть на такое чудо. А бабушка Фати рвала на себе волосы и причитала: «Ой, без меня кто-то напугал кур, и теперь они и близко не подходят к насесту…»
Сегодня я снова заглянул в курятник, наседки там не было. Пока еще нет никаких признаков того, что цыплята вылупятся.
Вечером я стал расспрашивать бабушку. Она ответила:
— К новолунью цыплята уже будут бегать по двору. «Когда же новолунье?» — подумал я, но спросить побоялся, чтобы не вызвать подозрений.
Раз десять в день прохожу мимо курятника. Заглядываю в щелку. Никаких признаков.
Вечером мы с Мишико пошли к роднику.
— Ты сам догадался вытянуть белок шприцем? — спросил я его по дороге.
Он не ответил.
— Или и об этом мельник читал в газете?
— Да, мельник… Зато насчет соловья я сам придумал.
На обратном пути он спросил:
— Как ты думаешь, кто вылупится из нашего яйца — петушок или курочка?
— Не все ли равно? Был бы только похож на соловья.
— Нет, лучше петушок… интересно, как он запоет.
Первые цыплята! Три сразу, и такие хорошенькие!
Мишико почти переселился к нам, ни шагу со двора.
— Вот так-то лучше, — сказала бабушка, — а то носитесь целые дни по горам как ошалелые…
Мы никак не найдем свое яйцо. Наверное, бабушка просматривала яйца — я видел, она зачем-то даже новые подкладывала. Искать метку мы не можем, боимся наседки. У нее уже семнадцать цыплят. Мы все время крутимся возле курятника, притворяясь, что любуемся цыплятами.
Сегодня Мишико вздули. Его маме понадобился шприц, но она не могла вытащить поршень — оказывается, мы забыли его промыть и белок присох к стенкам.
— Для чего он тебе понадобился? Что ты с ним делал? — слышал я крики тети Пелагеи.