Тетрадь в десять листов
Шрифт:
— Кажется, к тому человеку, который принес вам письмо. Она боялась, как бы он не уехал в Тбилиси, — сказала тетя Нуца и сочувственно добавила: — Не случилось ли у вас какой-нибудь беды?
— Нет, тетя Нуца, а почему вы спрашиваете?
— Мама показалась мне взволнованной, и я подумала…
— Нет, тетя Нуца, ничего плохого не случилось, — ответил я и в это время случайно взглянул на «Учебник химии», лежавший на столе.
Книга была заложена карандашом. Я развернул книгу и улыбнулся — мама тоже заинтересовалась химией. На таблице периодической системы Менделеева было сделано несколько пометок карандашом. Видно, мама положила сверху листок бумаги и что-то на нем писала, сильно нажимая на карандаш.
Я почувствовал, что проголодался, открыл шкаф и намазал хлеб маслом. В это время я невольно вспомнил, что на моей тетради остались следы каких-то букв. Подбежав к столу, я снова посмотрел в тетрадь (прости мне, мамочка, такое любопытство) и в углу заметил след карандаша. Я обвел его, получилось что-то странное: «115-Б».
Я сразу понял все и засмеялся от радости: «Ну и хитрая ты, мамочка, а говорила, что эти цифры ничего не означают! Я же догадался, что это буквы. Вот увидишь, я сам разгадаю, что скрывал папа от человека, с которым прислал письмо…»
Так и решил про себя, но, когда посмотрел на последний лист тетради, у меня от цифр зарябило в глазах. Хорошо, пусть 115 означает букву Б, и это число часто повторяется. А что делать с остальными буквами? Какими цифрами обозначены а, е, о, г, д, р, с? Неужели мама все помнит наизусть? А может быть, значение букв скрывается в самих цифрах? Или важна их последовательность?
115 означает букву Б. Прекрасно, но почему? В грузинском алфавите «б» стоит на втором месте. Вот если бы 215 означало «б», тогда можно было бы о чем-то догадаться.
— Нет, ничего у меня не получится, — решил я, но не мог отвести глаз от строя цифр.
«Неужели мама помнит наизусть значение цифр? — снова подумал я. — Тогда зачем же ей было писать на бумаге «115-Б» и еще что-то, чего я не смог разобрать? Кроме того, она ведь просматривала учебник химии…»
Я снова заглянул в книгу, там, где был заложен карандаш и напечатана таблица Менделеева. Зачем понадобилось маме просматривать эту таблицу? (Мамочка, дорогая, прости. Ты очень расстроишься, но я же не знал, какая тайна кроется за цифрами. Я хотел только разгадать письмо, как трудный ребус или шараду. Хотел удивить тебя своей догадливостью, а потом рассказать папе.)
«Периодическая система элементов Менделеева» — написано над таблицей. В клетках таблицы последовательно написаны первые буквы элементов по-латыни, а внизу полное грузинское название их — водород, гелий, углерод, азот… и так далее.
Вот в этих клеточках кое-где остались бледные точки и линии — следы карандаша.
Внезапно у меня промелькнула одна мысль, и от радости я даже запел: «Кажется, догадался, мамуля… Кажется, догадался, моя мамуля…»
Мое внимание привлекло то, что ряды таблицы Менделеева пронумерованы. В верхнем углу клеток, идущих справа налево, — римские цифры от одного до восьми, а в конце — нуль. Сверху вниз ряды пронумерованы от одного до десяти.
Нет ли связи между этими номерами и папиными цифрами? «Ох, какой я умный, — подумал я, — вот, мамочка, я и без тебя отгадал все!»
Первое слово, которое я прочел, было имя дяди Бесо. Уж не случилось ли с ним что-нибудь? Но почему бы папа стал скрывать это?
Теперь мне еще больше захотелось до конца разгадать цифры. Придвинув учебник химии, я вооружился карандашом.
С каждой минутой количество разгаданных букв прибавлялось. Постепенно я стал забывать о дяде Бесо, мое волнение усиливалось, задрожала рука, а когда я разгадал письмо до конца, слезы хлынули у меня из глаз. Я долго плакал, всхлипывая и вытирая слезы кулаком.
Плохо понимая, что делаю, я положил
Вот что писал папа: «Бесо знает все относительно Важа. Он проговорился в пьяном виде. Оказывается, он работал поваром в том детском доме, откуда мы взяли Важа, и запомнил нас. Бесо обещает, что Важа ничего не будет знать. Я думаю все же — лучше нам обменять квартиру. Постарайся, чтобы Важа ни о чем не догадался. Не расстраивайся».
Мне казалось, я умру от горя. Неужели все люди на земле обманывали меня? Потом мне померещились мои настоящие родители, они звали меня, махали мне… потом… потом все спуталось в голове, и я перестал различать окружающее.
Мамочка, не сердись, что я так думал. Сначала я действительно считал себя самым несчастным, обманутым. Это потому, что я слишком неожиданно узнал правду.
Я же баловался, мама, развлекался, как ребенок, когда старался отгадать эти цифры, и вдруг узнал такую тайну… Прости, что тайком от тебя переписал эти цифры (только теперь я понял, почему ты не хотела, чтоб я знал их значение). Прости, что я оказался таким любопытным. Прости и то, что мою болезнь ты до сих пор считаешь то воспалением легких, то тифом, то скарлатиной… Я молчал, чувствуя себя виноватым. Это молчание и есть причина моей болезни, которую никто не может понять. Забудь все написанное здесь, мамочка. Забудь, что я плакал, что считал себя несчастным. Забудь потому, что теперь я уже так не думаю. Я понял: раз вы взяли меня из детского дома, значит, у меня не было родителей, а у вас — родного ребенка. Я помню, как ты воспитывала меня с детства, как отводила от меня все невзгоды.
Ты — моя настоящая мать, моя хорошая мамочка. Ты скрывала от меня все, чтобы я не расстраивался. И действительно, если бы я не прочел письмо, ничего ведь не случилось бы. Никогда бы я не сомневался, что я не родной ваш сын. Никогда!
И теперь, когда я узнал все, почему должно что-либо измениться, если ты и папа любите меня по-прежнему?..
Екатерина Ивановна плакала. Она не могла сдержать себя.
— Важа, сынок, родной мой! — шептала она.
Постепенно она успокоилась, взяла тетрадь Важа и снова медленно стала перелистывать, словно хотела вспомнить прочитанное. Затем осторожно, на цыпочках, подошла к двери и заглянула в спальню, освещенную лунным светом. Она увидела, что Важа раскрылся, хотела поправить одеяло и тут заметила, что Важа не спит. Екатерина Ивановна нагнулась над кроватью и погладила волосы сына. Руки Важа обхватили шею матери. Они без слов понимали друг друга, ведь вся печаль теперь была в прошлом.
Вскоре послышался тихий шепот, и Важа узнал то, что интересовало его больше всего. Узнал, что он родился и рос в одной красивой деревне Сванетии, что его родители умерли, а соседи отнесли мальчика в детский дом… Потом туда пришла учительница Екатерина Сакварелидзе с мужем и усыновила его…
В эту ночь Екатерина Ивановна заснула возле постели сына.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.