The Beatles. Антология
Шрифт:
После выхода фильма "A Hard Day's Night" и даже еще до его выхода у нас возникло ощущение: да, мы состоялись, мы покорили много стран, мы продаем уйму пластинок, нас любят. Но у меня не было ощущения, что так будет продолжаться вечно. Я никогда не думал: "Завтра все кончится" или "Так будет всегда". Для нас тогда существовало только сейчас. Я не строил планы на будущее, мы оказались на гребне волны, всем нам было чуть за двадцать, мы просто жили".
Джордж: «Как раз к моемк двадцать первому дню рождения мы начали снимать „A Hard Day`s NIght“. Я
Джон: «На мой двадцать первый день рождения Пол снял мне девицу и бутылку колы» (64).
Дерек Тейлор: «Дейли Экспресс» поручила мне освещать двадцать первый день рождения Джорджа. Предполагалось, что я поприсутствую на праздновании, а потом расскажу о гостях, опишу угощение и так далее.
На пресс-конференции в "EMI" Джордж разглагольствовал о новом жизненном опыте. Каково это ощущать себя, когда тебе двадцать один год. Все оживленно перешептывались, думаю, о вечеринке, но никого из журналистов не пригласили. "Прости, Дерек, понимаю, ты друг семьи, но…" То, что я вел рубрику Джорджа, еще не значило, что мне позволено присутствовать на вечеринках в кругу самих близких".
Джордж: «Книга Джона „In His Own Write“ была опубликована в марте. В нее вошли материалы школьных времен, из „Daily Howl“, комикса, насыщенного шутками Джона и авангардной поэзией, но большая часть текста была написана специально для этой книги. О ней говорится в фильме „A Hard Day's Night“. Это лучшая реклама, какую только можно придумать для книги — вставить ее в фильм-хит».
Джон: "Это книга ни о чем. Если она вам нравится, то она вам нравится, а если нет — то нет. Вот и все. В ней нет никакой глубины, она просто забавная. Я записывал что-то на бумаге, а потом совал эти листы в карман. Когда их набралось достаточно, получилась книга.
Я никогда всерьез не задумывался о том, чтобы написать книгу. Это произошло само по себе (64). Не будь я битлом, я не надеялся бы, что это опубликуют, мне пришлось бы унижаться, писать и выбрасывать написанное. Я мог бы стать поэтом-битником (65). Истинная польза от успеха заключается в том, что он придает чувство уверенности в себе. Это ощущение невозможно описать, но, раз познав его, расставаться с ним уже не захочешь (64).
Это просто мой юмор. Он возник еще в школьные времена. Я высоко ценил троих людей: Льюиса Кэрролла, [Джеймса] Тербера и английского иллюстратора Роналда Серла. В одиннадцать лет я был без ума от них, кажется, в пятнадцать я начал рисовать, подражая Терберу.
Я часто скрывал свои истинные чувства с помощью непонятных слов, как в "In His Own Write". Когда подростком я писал стихи, я пользовался этим приемом, чтобы скрыть свои истинные чувства от Мими (71). А когда мне было лет четырнадцать, нам дали одну книгу — кажется, Чосера или кого-то еще из классиков английской литературы, — и все мы решили, что это умора. Когда учитель доставал ее, мы просто падали от смеха. После этого я начал писать что-то
Пол: «Я часто бывал в доме тети Мими и видел Джона за пишущей машинкой, что для Ливерпуля было редкостью. Никто из моих сверстников не знал даже, что это такое. Ну, знать-то, может, и знали, но в глаза ее не видели. Пишущей машинки не было ни у кого».
Джон: "Потом, когда популярность группы стала расти, я часто доставал машинку после концертов и стучал ради удовольствия. Иногда кто-нибудь говорил что-нибудь забавное; к примеру, такими были слова Ринго, ставшие названием фильма «A Hard Day's Night», и я включил их в книгу (64).
Большую часть книги я отстучал на машинке, а я печатаю очень медленно, поэтому истории короткие — мне было лень писать продолжение. Всю жизнь я был не в ладах с грамматикой. Английский и литература — это да, но что касается написания слов… Я писал их так, как слышал, — как по-латыни. Или просто упрощал слова, чтобы разделаться с ними, потому что я просто пытался что-то рассказать, а грамматика была здесь ни при чем. И если вам смешно потому, что слово написано неправильно, — отлично. Главное — сам сюжет и звучание слова (68).
Затем дело дошло до иллюстраций. В книгу вошли почти все рисунки, которые я сделал с тех пор, как закончил колледж (64). Я рисовал чем угодно, обычно черной ручкой или простым черным фломастером. Поэтому, когда началась работа над книгой, я сказал: "Знаете, я умею еще и рисовать". Но в основном они брали текст, тем более что рисунки часто были невнятными, — рисую-то я неуклюже. Я рисую так же, как пишу. Просто начинаю рисовать, и если получается, что рисунок имеет хоть какое-то отношение к сюжету, то я доделываю его (65).
Почти весь материал был написан во время турне, в основном во время пребывания в Маргейте. Думаю, отчасти это было скрытым проявлением моего настроения. Все это очень напоминает "Алису в Стране Чудес" и "Винни-Пуха". Я был весь на нервах, и это моя версия происходившего. Листы рукописи и рисунки терялись. Некоторые я раздавал. В результате один мой друг, американец, настоящее имя которого я не буду сейчас называть — скажем, Майкл Браун, — отнес все оставшиеся материалы издателям, а там сказали: "Это бесподобно. Мы это опубликуем". Это случилось еще до того, как они узнали, кто я такой.
Когда с успехом занимаешься еще чем-нибудь, кроме пения, испытываешь восхитительное чувство. Думаю, авторские отчисления были невелики, но это не имеет значения (64). Мне нравится писать книги. Первая из них доставила мне удовольствие. По случаю выхода книги я был приглашен на литературный ленч, на котором я не смог ничего сказать. Я струсил, зажался, поэтому и промолчал. Но я ликовал, видя, как книга заняла место в хит-параде литературного мира — точно так же, как это было, когда пластинка "Битлз" заняла первое место. Причина этой радости в том, что это был совершенно иной для меня мир (65). До этого мы все делали вместе, а книгу я написал сам" (64).