«The Coliseum» (Колизей). Часть 2
Шрифт:
– Вы… вы тоже замирали? – шепотом, словно боясь спугнуть мгновение, в котором нашлось место не только ей, спросила наша героиня.
– О, да. Замираю. Когда перо в руках у вашего знакомого. В благоговении. Со страхом за результат.
– Знакомого?
– Пустое. – Он отмахнулся и указал на рукав: – Взгляните на эту паутину, я ждал вас почти весь тринадцатый месяц… в котором не бывает листопада. В своем. Только здесь мы можем говорить на равных. Но он заканчивается.
Полина покачала головой: – Помню… да разве ж может быть всё в порядке.
– Значит, бульвар Гагарина все-таки то место. – Мужчина улыбнулся. – А теперь…
– Да кто же вы?! – глаза женщины светились нечаянной радостью.
– А другие слова… помните? «Это не самое худшее в жизни». Согласно им – для того я и здесь, – ласково глядя, ответил незнакомец. – А кто… – мужчина загадочно улыбнулся. – Безвременно исполняющий роль мужа. – и, видя удивление, поправился: – не вашего. Я тот, которому пока можно всё и который «там», – он кивнул назад, – всегда находится в зале ожидания. Самом удивительном под небом зале… рядом с набережной.
Он встал и поднял локоть.
– Руку, мадам.
Пара медленно вышла из театра.
Пустынная улица обдала прохладой и тишиной. Вечер угасал. Унылый свет рекламы, редкие огни окон, мигающий вдали светофор – вот и всё, чем встретило их странное безлюдие тишины.
С минуту оба шли молча. Ощущение какой-то незавершенности, незаконченности картины вокруг, подступило к Полине легким недоумением. И тут нашу героиню осенило: город не наполняла жизнь. Он застыл. Ничего не двигалось, не проезжало, не слышались голоса. Нигде. Будто всё однажды умолкло, а немые вскрикивания светофора – лишь стоны сочувствия ей. Будто светофору знаком этот путь, как и люди, познавшие его.
– Где мы? – тихо спросила она.
– В городе Ноль.
– Город Ноль?! Что это?
– Город героев. Ими здесь становятся.
– Каких героев?
– Удивительных, необычных героев. Романа под названием «Жизнь». Неподвластных закону жанра.
– Удивительных? Жанра?
– Который выдумали сами люди. Исключительности некоторых наций и неразумности других. Ведь мы всегда были причастниками самой великой постановки мира. Где широкие, невероятно красочные мазки Автора, перемежаясь с нашими, еле заметными штрихами, создают ту великую путаницу, в которой одни народы, наблюдая за другими, полагают, что находятся в зрительном зале, откуда окриком или овациями можно править жизнь подмостков. В то время как другие – на сцене, готовы поклясться в том же. Понимание высокого равенства доступно не толпам, а лишь одному, но каждому. Стоит только захотеть. А площади не подозревают об этом и не устают искать в себе признаки первых. Легко меняя уговоры на окрик, орала – на мечи, а историю – на выдумки проходимцев. Забывая великую роль каждого этноса в ней. Но заставить дышать одних под счет других никому и никогда не удавалось. За осознание такой простой истины крикуны всех времен, став лидерами стран и народов, платили идолам баснословную цену. Миллионами жизней. И всякий раз у крикунов отказывала память.
– Постойте, но есть и другой жанр… – Полина осторожно прервала незнакомца. – Христианство говорит, что люди все одинаковы. И даже более того – у всех была одна мать… Ева.
– Неплохо. Для такого места и сразу лифтом. Но роль христианства другая. Оно известило о посещении земли Богом под именем Иисус Христос. Всего два тысячелетия назад вселенная заговорила с нами человеческим голосом. Поведав, что для неба родился каждый. И как
– Да ведь советов как надо жить хоть отбавляй! И все убедительны.
– В христианстве – опора на великое милосердие, вложенное в человека при сотворении. Только оно призывает любить «врагов ваших». Просить за них небо. Ни в одном «совете» вы такого не найдете. Их цели другие – любыми способами ту опору подменить личным благополучием, якобы влекущим и благополучие остальных. Для того придуманы новые «заповеди», новая мораль и новая модель равенства. Полов, отношений и свобод. Но любви там места нет. Есть вожделение и страсти – зависть, ревность и поверженные грани разумности.
– Но… мне кажется, чего-чего, а любви-то в мире достаточно, – по-прежнему несмело возразила Полина.
– Припомни, когда ты готова была обнять, улыбнуться и помочь не близкому тебе человеку, не родной кровиночке – это делают и негодяи – а просто прохожему? Неказистому, нескладному, неопрятному. А сколько из них тебя вообще раздражало. Полагаю, и врагам своим, завистникам, ты не желала ничего хорошего? Или не прав?
– Ну… наверное так… – нехотя согласилась женщина.
– А на что была готова ради нищего? В лохмотьях и пьяного к тому же?
– Пьяного?
– Отталкивает? Уже? Ну, а ради насильника, убийцы?
– Это слишком…
– Так и советуют «новаторы», одобряя твою оценку несчастных. А люди, даже готовые помочь, не допускают и мысли об одинаковости изгоев и себя.
– Одинаковости?!
– Видишь, как легко перестать быть христианином – ты сделала это на раз, даже не заметив.
– Ну, да… я читала, вроде, в Библии, – слукавила Полина, лихорадочно вспоминая всё, что слышала от Андрея. – Если любишь родного и близкого, за что же тебе будет награда? Несложно любить того, кто хорошо относится к тебе.
– Одинаковость людей влечет любовь каждого ко всем и наоборот. Попробуй защитить хулигана от гнева толпы – и он будет обезоружен. Не правда ли, новый ракурс?
– Увы, – Полина вздохнула. – Сколько ни пробовала, не могу заставить себя любить всех.
– И не сможешь. Такая любовь обретается. Она не требует взаимности, как обычная, земная, которая без ответного чувства страдает. А страдания – черта любви покореженной страстью. Первая же – любит безответно! Вот прошение о ней и есть цель жизни. Когда стучишься и просишь. День и ночь. Смиряя в остальном себя. Прося подать тишину ума и молчания на обиду. Но можно не успеть.
– Но я видела влюбленных! Много раз! – женщина цеплялась за последнее. – А безумная!.. безумная любовь?! Я тоже видела! – Полина хотела добавить «испытала», вспомнив молодость, но осеклась.
Мужчина вздохнул.
– Не только ты. Когда-то видел и я. А через годы? В отношениях холод под минус сорок.
Полина поежилась. Ей показалось, что потянуло холодком.
– Или похуже – ненависть друг к другу? Неужто не смотрела телевизор? Только одна ненависть не устроит губителя душ – ему надо мертвить человека до конца и уже другими страстями, что следуют за первой по пятам. Месть, подлость, предательство. Коготок увяз… Безумие настигает их. Шоу об этом транслируют уже каждый день. «Затейники» действа и не догадываются, что сами вовлечены и погибают. Так что за любовь такая? Если до ненависти шаг? Можно ли так называть принятые отношения полов?