The Darkness
Шрифт:
– Кая, я должен был… - начал Гарольд, но я перебила его:
– Да, - киваю, вновь поворачиваясь к нему лицом, - вы правы. Вы должны были, но, - опустила руку, ударив по ноге, и покачала головой. – Вы хотите лишить его друга?
От моих слов мускулы лица мужчины дрогнули, но он быстро принял серьёзный вид. Знаю, что это правильно, но боюсь последствий.
– Кая?
– впервые замечаю, что охрипший голос Дилана вызывает внутри странную вибрацию. Парень подходит к нам, смотря на отца, который откашлялся:
– Ты принял лекарства?
Дилан не ответил, переведя
– Мне уже пора, мама наверняка вернулась, так что, - указала в сторону комнаты, - я пойду, - зашла, поднимая с пола свою сумочку. Дилан обошел отца, зайдя внутрь, и прикрыл дверь, обернувшись:
– Ты…
– Да? – я выпрямилась, улыбаясь ему.
Парень вжался в дверь, приоткрыв рот:
– Ты в порядке?
– Да, конечно, - задумалась, - это, могу я одолжить твою футболку? Я верну её, просто, надевать платье не хочется.
– Д-да, конечно, - он почесал затылок, вздыхая, пока я поправляла прическу перед зеркалом. В воздухе повисло напряжение.
– О чем говорил с тобой мой отец? – он облизал губы.
Я выпрямилась, продолжая глупо улыбаться:
– Спрашивал, как я, вот и все, - обернулась, взяв платье. – Мне нужно, - кивнула в сторону двери.
Дилан отошел, освобождая путь. Я неуверенно подошла к двери, взявшись за ручку. Стоило мне приоткрыть её, как Дилан резко поднял ладонь, прислонив её к двери, чем помешал раскрыть полностью. Я взглянула на него. Дилан внимательно смотрел на меня, словно чувствовал ложь:
– Кая, ты ведь…
– Что? – я выдавила улыбку.
Парень кусал нижнюю губу и отвернулся, убрав руку:
– Не медли, пока будешь спускаться, все-таки, - он осмотрел мои ноги, - хоть футболка и длинная, но разглядеть что-то можно, - улыбнулся, отчего все внутри сжалось. Я кивнула:
– Так и сделаю. Пока, - вышла, направляясь к двери. Краем глаза увидела Гарольда сидящего за столом на кухне: мужчина прикрыл лицо руками, потирая его, а Фиона поставила кружку перед ним, что-то говоря. У этой семьи столько тайн и проблем, что мне искренне жаль их. Я повернула голову, смотря на Дилана, который вышел из комнаты, не поднимая глаза на меня.
Он кажется мне таким слабым и беззащитным. Я не осуждаю его за это. Ведь ему трудно бороться. Все потому, что он борется с самим собой.
Я спустилась на свой этаж. Прежде чем открыть дверь, остановилась. Примерно понимаю, что ждет меня дома.
Выдыхаю, закрывая глаза, и дергаю ручку, входя внутрь. В коридоре горит свет, что удивляет, ведь мама обычно экономна в этом плане. Я прохожу дальше, закрывая дверь за собой. Слышу звук текущей воды из-под крана. Мне не хочется идти на кухню, но этого разговора не избежать, так что лучше сразу с этим разобраться, чем тянуть.
Я захожу за кухню. Мать стоит у раковины. Она выключила воду, оперившись на раковину:
– Мне начать, или ты и так все понимаешь?
Я приоткрыла рот, чтобы сказать, но она перебила меня, оборачиваясь:
– У тебя мозги есть?!
Я дернулась. Не помню, когда последний раз она повышала голос. Женщина сложила руки, строго смотря на меня:
– Мало того, что
– Мам, ты не знаешь, - начала я, - мы ничем таким не занимаемся, я просто помогаю ему.
– Помогаешь? – она не верит мне, но, почему?
– Так значит, это в порядке вещей? Для тебя нормально ходить к парням домой? Моя дочь не такая!
– Да ничего нет между нами! – срываюсь я.
– Говори, что хочешь, но я тебя проверю.
– Серьёзно?! Почему ты не веришь мне?
– Потому что ты меняешься.
– Что не так с тобой?!
– Что с тобой? – её голос слабнет. Я поникла. Женщина продолжила:
– Твоя успеваемость снизилась, ты прогуливаешь уроки, ходишь по клубам, поссорилась с Марией, не появляешься на тренировках, пропускаешь рабочие дни. Ты остаешься на ночь у парней, - она щурит глаза в знак презрения.
– Я ходила только к Дилану, - мой голос дрожит толи от злости, толи от обиды.
– Мне от этого не спокойней. Ты знаешь, как я отношусь к нему и к их семье.
– Как ты можешь такое говорить? – хмурю брови. – У них проблемы. Им тяжело, а ты так… - я замолчала. – Ты отвратительна.
Глаза матери расширились. Я понемногу начала осознавать, что сказала, но гордость и обида не позволяли взять слова обратно. Женщина выпрямилась, задирая нос:
– Ты изменилась. За такое короткое время, - покачала головой, сжимая губы. – Ты уже не «моя девочка». А все после того, как ты начала тесно общаться с этим О’Брайеном, - её голос был пропитан отвращением к нему.
Я закатила глаза. Я не сильна в спорах и ссорах, так что эта ситуация выжимает всё из меня. Женщина отвернулась к раковине, протирая стол тряпкой, которую сильно сжимала в руках:
– Я тебя предупреждала. Больше, чтобы я не видела вас вместе.
– Ты запрещаешь мне с кем-то общаться? – мой голос ослаб.
– Именно, но так будет лучше для тебя.
– Откуда тебе знать, что лучше для меня, - я почти шепчу, поворачиваясь к двери. Вышла в коридор, оглядываясь: женщина продолжила протирать столешницу.
Откуда ей знать меня?
Вошла в комнату, тихо прикрыв дверь, и повернулась, оглядевшись. Тут тихо. За последние несколько дней столько всего произошло, так что у меня и, правда, изменилось видение некоторых вещей. Комната кажется такой серой. Сквозь открытое окно сочится свет, который не дарит теплоты, а только ухудшает мое состояние. Я подошла к нему, чтобы закрыть шторы, но остановила свой взгляд на море. Оно бушует. Я прикусила нижнюю губу, смотря, как Фиона поднимает флаги. Сейчас, вспомнив об отце, я отчего-то пропиталась ненавистью к нему. Глубокой и тяжелой. Словно, я виню во всем этом его, но это неправильно. Я виню его только в том, что его нет рядом. Именно из этого вытекают многие проблемы, о которых мы умалчиваем с мамой, живя под одной крышей.