The Phoenix
Шрифт:
Мы мало разговариваем с ним. Разве что перекидываемся парочкой фраз, чтобы пауза, разбавляемая оживленным шумом улицы, не становилась угнетающей. Я пытаюсь быть милой. Пытаюсь – тут самое подходящее слово. Вокруг всё живет, дышит и наслаждается грядущим праздником. Всё и вся, кроме Нико.
– Всегда любил Рождество? – устало спрашиваю я.
– Глупый вопрос. Праздник – причина напиться и навязать себе выдуманное счастье.
По его мнению, я сама не отличаюсь особым умом.
– А в детстве? В детстве ты тоже…
– Тоже, – резко, грубо обрывает меня Нико, неотрывно
Я тяжело вздыхаю. Кажется, идея найти с ним общий язык с треском провалилась. Может просто забыть об этом? Как я забыла о странной незнакомке? Как забыла о юном Нико из сна? Как забыла о страшной боли и мертвых тенях, что до сих пор отзывались во мне порывом страха и стынущей в жилах кровью?
Я предлагаю зайти в кафе, и Нико без слов соглашается со мной. Ноги сами несут меня прочь от его мрачности, что будто цеплялась за меня саму, превращая предновогоднее счастье в угрюмое молчание. Я поднимаю голову в небо, надеясь отыскать глазами солнце, но его заволокло дымчатыми облаками. Мне приходится довольствоваться одним только снегом, что тая на лице, повышает градус моего настроения и греет изнутри. Я снимаю варежки и протягиваю ладошки навстречу опускающимся хлопьям. Мороз щекочет кожу, и я не обращая внимания на прохожих, начинаю смеяться. Наверное, это дислексия. Мне плевать, что это неправильно. Мне плевать, что в мою сторону кидают удивленные взгляды. Мне плевать, что позади меня по-прежнему плетется мрачный Нико. Мне плевать.
Единственный плюс моей болезни – я не боюсь самой себя. Не боюсь своих чувств, поступков, мыслей, действий. Что-то неправильное в улыбках на улице, что-то из ряда вон выходящее, ненормальное, непривычное… Но что именно? Чувства? Искренние чувства, которые испытывает человек в данную секунду? Прежде, чем меня успевают повязать и отправить в психиатрическую лечебницу, я замечаю знакомую вывеску.
– Это здесь. Вкусно и совсем недорого, – все еще улыбаясь, говорю я. – Ты идешь?
Я оборачиваюсь и натыкаюсь на испуганный взгляд Нико. Черт, тот же самый взгляд из кошмара. Разве что теперь глаза не отливали теплым золотом. Он скептически хмурится и обводит меня глазами, словно удостоверяясь в себе ли я. Я шутливо закатываю глаза и прохожу внутрь.
– Что это сейчас было? – лавируя между столиками, спрашивает он. – Ты всегда ведешь себя так…?
– Искренне? – ухмыляюсь я.
– Странно.
Из горла вырывается смешок. В кафе малолюдно, несмотря на приближающиеся праздники. Здесь тихо и по-настоящему уютно для центра города. Мягкий рассеивающийся свет в помещении придавал ему сказочность, и мне казалось, что я снова на рождественской елке со своими приютскими сожителями. Пусть это не такое уж празднество, но отпечаток воспоминаний ярким светом гирлянд навсегда остался в моей памяти. Усаживаясь у окна, я ловлю скептический взгляд Нико.
– Что?
– Ты странно себя ведешь, – начинает он грубо.
– Это называется дружелюбие, – снимая куртку, усмехаюсь я.
– Зачем ты вообще пытаешься мне понравиться?
От неожиданности я вздрагиваю, словно меня словили на горячем. Пытаюсь понравиться ему? Что он несет?
–
– Зачем тогда притащила меня сюда?
– Проголодалась, я ведь человек.
– Улыбаешься? Ведешь себя как ребенок? Давишь на жалость? – его голос заставляет меня поежиться. – Ты пытаешься выделиться.
Я тереблю концы своего шарфа, словно во всем только его вина. Сколько можно издеваться надо мной?
– Скорее пытаюсь затащить тебя в постель, – поправляя его, без тени юмора отвечаю я.
– Силенок-то хватит? – наконец, в глазах Нико я замечаю искры азарта.
– Не знала, что для этого не нужна сила.
Мой голос звучит уж слишком уверенно, но это игра, которую мне приходится вести, чтобы не выглядеть затравленной девушкой, боящейся каждого его слова. Внутри же я сгораю от стыда.
– Расскажешь поподробнее, – Нико расслабляется.
– За доплату.
И, наконец, он улыбается. Господи, какая же искренняя улыбка. Так, наверное, происходит со всеми людьми, которые отказываются от своих позитивных эмоций. Я не могу признаться себе – я любуюсь этой улыбкой. Черт, я ведь снова лечу с обрыва, не боясь разбиться. Сердце странно замирает, словно опасаясь следующего удара, но мне уже все равно. Плевать даже на то, что стыд гонит кровь по венам. На все плевать...
– Только в том случае, если мои вещи больше не станут пропадать.
– Хочу кофе, – быстро бормочу я, вскакивая с места.
Этот бой, с глупым, издевательским флиртом между двумя знакомыми я проиграла. Снова сбежала с поля боя. Я не могу смотреть на него. Появляется страх, смущение, нерешительность. С самого детства я страшно боюсь высоты, и, кажется, Нико производил на меня равносильное впечатление. Дислексия, черт бы ее побрал. Названия плывут перед глазами, и я не могу даже предположить, какой выбор напитков предоставлен заведением. Я снова пытаюсь сконцентрироваться на чем-то одном и потому начинаю подпевать знакомой песне, что играла в кафе. Расслабление рядом с этим парнем мне только снится. Но все же, страх прячется среди остальных моих чувств, уступая место беспокойству.
С трудом, я заказываю два моккачино и благополучно возвращаюсь на свое место. Нико уже отошел от странного состояния, что нормальные люди называют «улыбкой», и с интересом разглядывает меню. Хотя, это вряд ли. Избегает наших разговоров, скорее. Не знаю, что это на нас нашло. Вроде не враги, вроде не друзья… Почему я вообще пытаюсь объяснить все на свете? С ума сойти, сколько глупых мыслей может поселиться в моей голове.
Ладно, Би. Пора, наверное. В любом случае, ты была хорошим бойцом.
– Нико? – зову я.
Его имя впервые слетает с моих губ, и парень ежится, словно я ударила его.
– Скоро Новый Год…
– Я не остаюсь на праздники в городе, – резко говорит он. – Уезжаю к остальным.
К остальным.
Ты лишняя. Всегда была ею. Обида и горечь становятся удавкой, что душат меня. Почему они не могут со мной объясниться? Мне не страшно быть одиночкой. Мне не страшно быть покинутой, даже брошенной. Мне страшно осознать, что я сделала что-то не так.
Ты урод, Би. Больная. Странная. Отчужденная.