The Взгляд
Шрифт:
– Свет, блин… Свет правильный, это, чтоб ты знал, когда изнутри. Смотри!
И тут же исполнила какое-то немыслимое па на стуле. Это было феерическое нечто. Было непонятное. В один искристый миг обернулась совсем Другой. Выше стала как будто, сексуальнее, ярче. И при этом воздушной стала. Стала богиней. Она действительно великая лицедейка, потому что может в мгновение ока тотально преображаться. Образ творить. Без всякого грима, без репетиций, сценария и режиссера. Просто Наташа включала что-то в себе и метаморфоза случалась невероятная, почти анимационная.
А еще Негода была единственным в кинобомонде человеком с золотой карточкой American Express. Она водила нас в интуристовскую «Ялту», где за валюту можно
Наталья по-купечески транжирила, просаживая гонорар от «голых» заокеанских съемок с легкостью венского вальса. Не то, чтобы денег было очень многое; просто казалось, что это лишь начало и дальше всего будет больше. Долларов, обложек, премий, ролей, восторгов. Коротким был шаг от стандартной оплаты за роль комсомолки Зины в фильме «Завтра была война» до $$$-вознаграждения за съемку в самом популярном на тот момент журнале мира (за попытку провести экземпляр которого в страну можно было совсем недавно вылететь из партии, лишится работы и погубить жизнь-карьеру).
Карточку у нее украли какие-то ялтинские мальчишки. Что не очень ее огорчило. И не очень обрадовало, когда заветный кусочек пластика ей вернули на следующий же день. То ли пацаны не знали, как воспользоваться диковинным платежным инструментом, то ли ей объяснили, у кого AmEx похищен.
То, что Негода с Толстиковым нашли-таки себе в разгар курортного сезона какое-то левое пристанище на горе, всем оказалось на руку. Потому что Макаревич первые несколько ночей вообще спал внизу, на пляжном лежаке, что было, конечно, очень целебно (убаюкивающий рефрен прибоя + насыщенный черноморским йодом бриз), но и несколько стремно.
На смену сонной советской эпохе шли лихие 90-е. Укромный заповедный пляж Никитского ботанического сада потихоньку превращался в место ночных стрелок для здешних бандитов. Покуривая ночами на балконе, мы наблюдали как там, внизу неслышно съезжались неброских цветов «девятки», шустрили темные фигуры, пусть изредка, но постреливали.
Короче, за Макара мы беспокоились. Так что Костя организовал обитель для легенды нашего рока в каком-то здании на территории Сада. Точно не вспомню, что-то вроде общежития для служащих Приморского или Нижнего сада. Там были гипсовые колонны и не было пресловутых «удобств»: душевые располагались на первом этаже, причем прикольно, что в стиле унисекс, то есть не делились на мужские и женские, а функционировали по принципу «кто первый встал, того и тапки».
А с бандитами вышла раз история. Не припомню уже почему, но как-то часа в три ночи мы втроем – Макаревич, Эрнст и я – выходили из остывающей после ресторанного угара «Ялты». И прямо на выходе молодой «боец» демонстрировал свой новенький парабеллум смешливой официантке, с вдохновением курившей косяк. Хозяева города, хозяева момента. Никого не боялись. Макаревич привлек внимание бандита совей узнаваемой прической а-ля-Джимми Хендрикс. А раздражение, кажется, вызвал все же Костя. Своим без малого двухметровым ростом, это во-первых. А во-вторых, по нему совершенно не было видно, что он выпимши. Что, с учетом времени и места казалось, видимо, просто оскорбительным. Подозреваю, что именно из-за внушительных габаритов и твердой походки будущий вождь отечественного ТВ пригрезился обладателю огнестрельной игрушки телохранителем рок-звезды Макаревича, что подействовало на «быка» как алое полотнище матадора.
Откуда то взялись еще двое братков. Тоже со стволами. С холодными ощупывающими глазами. Бритыми затылками, лаконичными челками. Затеялся мутный и скользкий базар. Который закончился предложением подвести нас домой,
У них была какая-то не очень новая, но все же иномарка, что по тогдашним меркам по-моему достаточно круто. Так сложилось, что я оказался на штурманском месте и показывал водиле дорогу к тайному пансионату. На заднем сиденье между двумя укуренными «пацанами» стиснули невозмутимо подремывающего Макара и Ботаника, который без удержу гарцевал на тонком льду столичного стеба, ведя с вооруженными отморозками беседу на грани провокации. Хотя казалось бы мы все должны были резко протрезветь, поскольку быть застреленными в те годы было значительно проще, чем найти экземпляр журнала Playboy с Негодой. Под занавес старший бритоголовый с заднего сиденья, который всю дорогу благоухал чесноком и тыкал мне в затылок потертым волыном, спросил у меня домашний адрес, пообещав приехать в Москву «навестить». Я назвал настоящий. Как флегматично заметил Эрнст следующим утром, во время позднего завтрака в нашей солнечной академ-столовке, – правильно сделал:
– А если бы ты спиздил, он бы это точно почуял…
– …И нас бы тогда пристрелили, – лукаво жмурясь, добавил Андрей-Вадимыч, который даже в столь ранний час умудрялся найти какую-то субстанции для опохмела.
Это ночное приключение никоим образом не остудило наш пыл: мы по-прежнему совершали ночные вылазки в курортную Ялту, умудряясь при этом не пропускать божественно-вкусные завтраки, которые стряпала светлокожая коротко-стриженная блондинка Таня, про которую бдительный Эрнст превентивно всем вожделеющим объяснял: она замужем.
Саша Любимов к тому времени уже свалил в Москву. Пролив здесь немало крови.
У него вообще какие-то кровопотери фатальные на протяжении всей жизни. 18 марта 2005 года на 33 км Дмитровки «Мерседес-320» Любимова выехал на встречку и врезался в «Ровер»: водителя служебной машины Юрия Завалишина «вывих пальцев левой стопы», у пассажира – «открытый перелом левой голени». Мне Саша рассказывал, как он истекал кровью на заднем сидении и с профессиональным любопытством репортера наблюдал одновременно за мертвой пробкой, по которой «Скорая» не прорвется и одновременно за процессом наполнения темной соленой влагой коврика в его ногах, пытаясь вычислить объем резинового корытца и соотнести этот расчет с тем медицинским фактом, что потеря двух литров крови приводит к летальному исходу. Он всегда относился к травмам по легионерски. Я никогда не видел его паникующим или истерящим. Победителем рожден, Фортуною взлелеян…
Возвращаясь к мега-кровавому инциденту в Никитском. Телефоны в пансионатовских номерах поставили позже, а тогда наличествовал только аппарат на стойке дежурного, внизу. И еще один в чудо-лифте, на случай если кто-нибудь из академиков там застрянет.
С первого этажа вдоль левой стороны фасада поднималась лестница. Лестничные площадки от жилых этажей отделяли стеклянные стены. В которые врезаны были стеклянные же двери.
И оба этих обстоятельства (телефон+стена) едва не стоили самому харизматичному ведущему «Взгляда» жизни.
«Люби» (с дарением на «ю»; так его в ту пору звали все приятели) был очень, факт, деятельным. Отправляясь тем летом с нами в Никитский, заставил присягнуть на верность здоровому образу жизни. Который трактовался как непременная утренняя пробежка с последующим плаваньем кролем. До завтрака, само собой.
Потом уже было позволено легкомысленно бухать дешевое разливное вино, ошпаривать себя черноморским ультрафиолетом, окрашивать легкие никотином, трескать недожаренные шашлыки на набережной, практиковать незащищенный секс с полоумными студентками и делать множество других летних вещей, категорически полезных для оттачивания кармы. Но до завтрака – полчаса спорта. Хотя бы полчаса.