Тигана
Шрифт:
Губернатор поступил правильно, сказал король.
Видение дома у моря приобрело ослепительную яркость в дальнем уголке мозга губернатора, пока он лепетал — молча, по мысленной связи с Брандином — свои самые покорные изъявления любви и послушания. Король оборвал их.
— Нам надо заканчивать, — сказал он. — Не слишком увлекайся там вином.
И исчез. Губернатор еще долго сидел в одиночестве в каюте капитана, пытаясь убедить себя в том, что тон Брандина был почти веселым, а не укоризненным. Он был в этом почти уверен. Почти совсем уверен.
Последовал очень напряженный период. Кораблю разрешили
Прибыло подкрепление по реке из города Нижний Корте, чтобы пополнить войска Стиванбурга. Позже король приказал ему следить, не появится ли посол барбадиоров из Чертандо, и встретить его со всей возможной сердечностью, но решение всех вопросов предоставить Кьяре. Он также получил инструкции быть наготове и ждать ответного приграничного рейда из Синаве и уничтожить любые войска барбадиоров, которые могут вторгнуться в Нижний Корте. Губернатор имел очень мало личного опыта по уничтожению противника, но поклялся повиноваться.
Купцам нужно посоветовать ненадолго отложить запланированные поездки на восток, сказали ему; никаких приказаний, ничего официального, просто совет, которому осторожный бизнесмен захочет последовать.
В конце концов, ничего не произошло.
Альберико предпочел полностью игнорировать это дело. Кроме того, что ему не хотелось далеко идущих последствий, он ничего не мог предпринять, не теряя лица. Некоторое время считали, что он может наказать какого-нибудь купца или бродячего музыканта с Западной Ладони, который окажется в его провинциях, но об этом также ничего не было слышно. Барбадиоры просто отнеслись к девушке так, как если бы она была жительницей Нижнего Корте, — в точном соответствии с рассуждениями Рамануса в то утро, когда он ее захватил.
В игратянских провинциях, напротив, эту девушку намеренно, с самого начала, называли жительницей Чертандо — женщиной с барбадиорской территории, которую захватил Брандин в насмешку над Альберико. Говорили также, что она красавица.
Раманус медленно приближался к дому в течение остатка лета и начала осени. Судно плыло вниз по реке, и вся собранная на внутренних землях дань перевозилась на большой Корабль дани с широкими, надутыми парусами. Он медленно приближался к побережью, собирая налоги и пошлины в определенных городах Корте и Азоли.
В Корте действительно был неурожай, пришлось потрудиться, чтобы собрать положенное. Дважды они долго стояли на якоре, пока капитан водил отряд к внутренним постам. И все время Раманус искал женщин, которые могли принести большую пользу, чем просто заложницы или символы проявления власти Играта. Женщин, которые могли бы подойти самому сейшану и таким образом сделать карьеру одному капитану Корабля дани, который уже почти созрел для должности на суше после двадцати лет в море.
Нашли три возможные кандидатуры. Одна из женщин была благородного происхождения, о ее существовании узнали от доносчика. Ее захватили только после того, как не без сожаления сожгли дотла имение ее отца в Корте.
Наконец, когда уже наступала осень, прекрасная даже в плоской, неприглядной Азоли, когда дожди ослабели, Корабль дани проскользнул по коварному фарватеру пролива Азоли и вошел в воды Кьярского моря. Несколько дней спустя, с триумфом раздувая красно-золотые паруса, он вошел в большую гавань острова, прославляемого в песнях столько лет, что и не сосчитать.
Корабль дани Рамануса привез золото, драгоценные камни, серебро и разнообразные монеты. Кожу из Стиванбурга и резные скульптуры из Корте. Огромные круги сыра с западного побережья Азоли. Там были пряности и ножи, хрусталь, шерсть и вино. Были две женщины из Корте и одна из Азоли и, кроме этих троих, еще одна женщина, особенная. Эта была черноволосая, кареглазая красавица, известная всему полуострову к тому времени, как их путешествие завершилось, как женщина, которая едва не развязала войну.
Ее звали Дианора ди Чертандо.
Дианора, с самого начала намеревавшаяся попасть на остров, с первых ранних наметок плана, когда она сидела одна у погасшего очага летней ночью в молчаливом доме своего отца. Которая ожесточила себя — как это приходится делать воинам перед битвой, — готовясь быть захваченной и привезенной сюда и запертой на всю жизнь в сейшане тирана. Она выстроила этот план пять лет назад, девочка со смертью в сердце, когда погиб отец и ушел брат, а мать ушла еще дальше. Образы всех троих вставали в ее снах из пепла ее сожженной земли.
И смерть все еще была здесь, вместе с ней, на этом корабле. Ей все еще снились те сны, но теперь сказочная Кьяра приближалась под ясным небом, и вместе с ними появилось нечто другое: она почти не могла поверить в то, как повернулась линия ее жизни. Как выпали карты, совершенно неправильно, и все же точно так, как она задумала с самого начала.
Она попыталась увидеть в этом предзнаменование и, входя в этот новый мир, три раза сжала большой палец в кулаке, чтобы ее желание сбылось.
8
Странно, размышляла Дианора, продолжая перемещаться среди толпы в Зале аудиенций, в лучах весеннего солнца, льющегося сквозь витражи над головой, как такие ясные знамения юности переплавляются временем в многослойную неопределенность взрослой жизни.
Сделав глоток из своей украшенной драгоценными камнями чашки, она взглянула на ситуацию с другой стороны. Что она просто позволила возникнуть трудностям и нюансам. Что истина осталась точно такой же, как в день ее прибытия. Что она ничего не делает, только прячется: от того, кем она стала и чего еще не сделала.
Это был главный вопрос ее жизни, и снова она отталкивала его прочь, к границам сознания. Не сегодня. Не днем. Эти мысли принадлежали только ночам в сейшане, когда один лишь Шелто у двери мог знать о ее бессоннице или заметить следы слез на щеках, когда приходил будить ее по утрам.
Ночные мысли, а сейчас ясный день, и вокруг очень много людей.
Поэтому она направилась к человеку, которого узнала, и улыбка коснулась ее глаз. Грациозно балансируя своей чашкой, она по-игратянски, тройным реверансом, приветствовала тучного, одетого в темное мужчину с тремя массивными золотыми цепями на шее.